Мореплаватели солнечного восхода: на островах затерянных и вновь обретённых

Какие традиционные практики и ценности являются неотъемлемой частью современной полинезийской идентичности?
Сегодня на этот вопрос не может быть однозначного ответа: ведь те времена, когда корни генеалогического древа всех жителей полинезийских островов можно было проследить до общего протополинезийского предка, давно прошли. Само название региона «Полинезия» уже как бы намекает нам на то, что здесь не может быть ничего односложного и речь идёт о целом калейдоскопе обычаев, традиций и уникальных историй. И несмотря на то что существуют продукты массовой культуры, рассказывающие нам хоть что-то об истории и образе жизни коренных островитян (те же диснеевские «Лило и Стич» и «Моана», первый сезон сериала «Белый лотос» или бесконечные американские романтические комедии нулевых), многое остаётся за кадром. Если советский читатель всегда мог открыть главу «Полинезия» в своём домашнем сборнике «Сказок и мифов Океании», залпом проглотить все дневниковые записи Тура Хейердала о путешествии на плоту «Кон-Тики» или полистать научно-популярные книги о регионе под авторством Владимира Бахты или Александра Кондратова, у современного российского читателя вариантов уже не так много — разве что обратиться к онлайн-энциклопедиям или раздобыть какое-нибудь советское издание, порядком утратившее актуальность. Никуда не деться и от лингвокультурологических барьеров, непременно встающих на пути изучения любого региона Океании, преодолеть которые смогут лишь подкованные этнографы. Пытаться понять, что собой представляет современный полинезиец, не принимая во внимание всё, что он может рассказать о себе своим языком и сотворить своими руками, было бы просто нечестно и, откровенно говоря, очень по-колониальному.

Итак, начнём с небольшой историко-географической справки и отметим те острова, на культурную жизнь и традиции которых следует обратить особое внимание. Хотя сегодня за многими островами региона закреплены их коренные и латинизированные названия, само обозначение «Полинезия» произошло от греческих «πολύς» («много») и «νῆσος» («остров») и было впервые употреблено в 1756 году французским историком и этнографом Шарлем де Броссом — правда, в отношении всей Океании в целом. Несколько позже ещё один француз — мореплаватель Жюль Дюмон-Дюрвиль — предложил сузить границы того, что следует считать Полинезией, а ещё позже был введён термин «Полинезийский треугольник», который значительно упрощает нам задачу. Если в качестве углов взять три острова — Новую Зеландию на юге, Гавайи на севере и Остров Пасхи на востоке, — то всё, что оказывается на карте между ними, и принято считать Полинезией. Соответственно, помимо трёх упомянутых островов в неё также входят все острова Французской Полинезии, Независимое Самоа, Американское Самоа, королевство Тонга, Тувалу и ряд островных территорий, административно связанных с Новой Зеландией, Австралией, Великобританией и Фиджи. Если описывать их все, текста наберётся на многотомную монографию, ведь каждый остров захватывает взгляд и воображение, как яркая жемчужина среди бескрайних водных просторов. Когда смотришь на виды Полинезии, начинаешь понимать, почему такие творцы, как Поль Гоген и Жак Брель, избрали своим пристанищем тихую бухту на берегах маркизского острова Хива-Оа, почему Роберт Луис Стивенсон решил связать свою жизнь с Самоа и его обитателями и помогал им в борьбе против колониальных сил Британии, Германии и США и почему ни одно место на Земле не могло воплотить толкиеновское Средиземье лучше, чем это сделала Новая Зеландия. В этом регионе есть всё: от глубоких лагун и пёстрых коралловых рифов до густых первозданных лесов, спящих и активных вулканов и заснеженных горных хребтов.

И хотя картографы уже давно обозначили даже самые мелкие и необитаемые клочки земли, Полинезия продолжает завораживать своей мифической сущностью, заигрывать с нашим сознанием и предлагает нам самим стать первооткрывателями — но только не такими, которые наносят новые наименования на карты, налаживают торговые пути и осваивают чужие земли, а настоящими полинезийскими мореплавателями, на протяжении двух тысяч лет бесстрашно бороздившими просторы Тихого океана и становившимися живыми легендами. Здесь следует подчеркнуть, что, в отличие от многих европейских и отечественных путешественников и «первооткрывателей», зачастую движимых экономическими и политическими интересами своих правительств или желанием сыскать себе славу, полинезийцы отправлялись на поиски новых земель стихийно и явно не от хорошей жизни, а для того, чтобы справиться с голодом и перенаселением на уже обжитых территориях. Результаты наиболее актуальных археологических и лингвистических исследований позволяют относительно точно проследить, в каком направлении и в каком хронологическом порядке проходили основные волны полинезийских миграций. Известно, что к середине второго тысячелетия до нашей эры протополинезийские племена уверенно обосновались в районе меланезийских островов, на северо-востоке от Австралии, откуда они постепенно начали уходить всё дальше и дальше на восток, пока к VIII веку до нашей эры не достигли нынешних Самоа и Тонга. За этим последовала целая тысяча лет спокойной и размеренной жизни на новых плодородных местах, поэтому именно эти острова часто называют колыбельной полинезийской культуры — ведь именно на них она начала обретать свою самобытность. Лишь во второй половине первого тысячелетия нашей эры демографическая ситуация вновь обострилась настолько, что подтолкнула к подвигам новое поколение мореплавателей. К VII веку нашей эры часть племён достигла Таити, которое уже стало отправной точкой для последних миграционных волн в сторону Гавайских островов, Рапа Нуи (он же остров Пасхи) и Новой Зеландии. К слову, из всех островов полинезийского треугольника Новая Зеландия была заселена в последнюю очередь, около середины XIII века нашей эры, о чём свидетельствуют результаты радиоуглеродного анализа ряда артефактов и костей, обнаруженных на побережьях её северного острова.

Так что если мы и можем говорить о какой-то общей полинезийской идентичности, то её фундаментом будет именно мореплавание, ведь оно не только обусловило то, каким образом первые племена расселялись по региону и в какой удалённости друг от друга им предстояло развиваться в дальнейшем, но и само по себе послужило зачатком универсального для всей Полинезии мифотворчества. И правда, если подумать, что народ, не имевший письменности и не знавший никаких металлических орудий, покорил Тихий океан на деревянных каноэ и заселил его самые отдалённые острова задолго до прихода «цивилизации», может показаться, что это какая-то сказка. Но нет, всё вполне реально и объяснимо, особенно если принять во внимание традиционные практики. Полинезийские навигационные техники поражают своей изобретательностью и тем, как много в них зависело от наблюдательности человека и его способности фиксировать окружающее. Мореплаватели запоминали буквально всё: точки восхода и захода солнца, расположение звёзд, направления течений, виды волн, оттенки воды, виды птиц и их перелёты, направления ветров и то, как они меняются в зависимости от расположения островов и т.д. Есть и такие техники, которые уже ничем, кроме как магией, не назовёшь. Например, иногда морякам удавалось сориентироваться в океане с помощью тэ лапа, светового феномена, при котором на водной глади или под водой вдруг появляется прямой луч света, исходящий от какого-нибудь острова. Конечно, сегодня у коренных народов региона нет необходимости отправляться в дальние странствия в поисках новой земли, а если это и потребуется, им будут доступны все достижения современного судоходства. Но это не значит, что традиционные навигационные практики оказались забыты и стали очередным пережитком прошлого, вовсе нет! В 1973 году на волне целого ряда полинезийских движений за возрождение коренных культур было сформировано Полинезийское общество мореплавателей (англ. Polynesian Voyaging Society), целью которого было доказать, что коренные мореходы действительно могли обойти весь Тихий океан, пользуясь лишь традиционными средствами. Для этого членами Общества было сооружено «Хокуле’а», традиционное двухкорпусное и двухмачтовое каноэ для дальних странствий, названное в честь гавайского наименования путеводной звезды Арктур. Каноэ специально не было оснащено мотором, а на его борту не было ни компасов, ни секстантов, ни атласов, ни хронометров, ни даже карандашей. Первое успешное плавание с использованием только традиционных полинезийских методов навигации было совершено в 1976 году из Гонолулу в Папеэте на Таити и заняло чуть более месяца. Впоследствии «Хокуле’а» отправлялось в целый ряд таких традиционных путешествий, в том числе в кругосветное с 2014 по 2017 годы с заходом в 26 стран. В этом году каноэ отправилось в путешествие Моанануиакеа, которое должно охватить весь Тихий океан, включая десятки коренных территорий и побережий по всей Океании, и закончиться в 2027 году. Но на этот раз плавание осуществляется уже не для того, чтобы доказать, что такое в принципе возможно, а для того, чтобы разжечь в сердцах людей древний огонь и показать, что наследие полинезийских мореплавателей важно не просто сохранять, но и развивать дальше, ведь оно жизнеспособно.

Многие удивляются, как коренные народы, проживавшие на удалённых друг от друга островах и не совершавшие дальних плаваний с XIII века, смогли сохранить память о навигационных практиках предков. Вопрос действительно резонный, ведь тут мы вновь вспоминаем об отсутствии у полинезийцев письменности и об эпохе европейской колонизации, грозившей полным исчезновением целому ряду островных культур. Главную роль сыграла ещё одна фундаментальная составляющая общеполинезийской идентичности — устная традиция. До того, как миссионеры провели латинизацию полинезийских языков и начали прививать коренным племенам письменность, любые знания и умения передавались из уст в уста, от мудреца или мастера к тому, кто в его глазах того достоин. Аналогичным образом пересказывались легенды, генеалогии, сведения о ритуалах и любая информация, которая была тапу, то есть исключительной или несущей в себе какую-то духовную силу. В случае «Хокуле’а» сложилась именно такая ситуация, так как долгое время основатели Общества не могли найти таких полинезийских мастеров, которые помнили бы о традиционных навигационных техниках и были готовы ими поделиться. К счастью, в один прекрасный день на зов откликнулся микронезийский мореплаватель Мау Пиайлуг, который единственный из шести других мастеров согласился помочь команде «Хокуле’а» и научить их пересекать океан без помощи каких-либо приборов. Довольно показательный пример того, как устная традиция и межостровная солидарность способны победить время и смерть.

Особое место в рамках устной традиции занимают мифы. Прелесть полинезийских мифов заключается как раз в том, что, несмотря на присутствие невообразимых существ и сверхлюдей с магическими способностями, они сохраняют значительную степень историчности, которая позволяет коренным историкам, этнографам и археологам в своих исследованиях ссылаться на непосредственное содержание этих мифов. Так, например, существует легенда о гигантском осьминоге, тело которого располагается в районе таитянского острова Раиатэа, а щупальца тянутся в самые дальние углы Полинезии. Маори зовут этого осьминога Тэ Феке-а-Мутуранги, а на островах Французской Полинезии это существо носит два имени: Таумата-Фе’е-Фа’атупу-Хау и Туму-Ра’и-Фенуа. В некоторых племенах миф пересказывается так, что с гигантским спрутом обязательно должен сразиться один из местных героев-полубогов, а в другой версии осьминог просто спокойно существует и служит некой незримой связкой между всеми островами региона, стягивая всех в своё метафорическое сердце на Раиатэа. Именно на эту, вторую, версию мифа в своё время ссылался великий этнограф и культуролог-полинезист Тэ Ранги Хироа, когда описывал последние миграционные волны с Таити. Интересным образом сюда вкладываются и общие для разных островных народов представления о первозданной земле Гаваики, откуда прибыли самые первые полинезийские переселенцы. Упоминания этой мифической родины кочуют из одной культуры в другую, и она может принимать разные обличья — Аваики у жителей островов Кука, Саваи’и у самоанцев, Хаваи’и у таитянцев и Хауаи’и у гавайцев. Точное местонахождение этой мифической земли определить невозможно, но это и не столь важно, ведь главное в другом — в объединяющей силе такого полинезийского концепта, который сегодня встречается в творчестве молодого поколения коренных писателей, поэтов, музыкантов и художников.

И последняя составляющая, на которую хотелось бы обратить внимание, последняя ценность, которую поддерживают в себе современные полинезийцы, — это сопротивление. Мы часто позволяем себе говорить о колониальной эпохе так, словно она осталась в прошлом вместе со всеми бедами, которые с собой принесла, хотя на деле это далеко не всегда правда. Полинезийцы, как и многие другие коренные народы, знают, каково это — в ответ на своё гостеприимство получить пулю, причём в прямом и переносном смысле. В прямом — потому что появление европейского огнестрельного оружия на островах сделало любые междоусобные конфликты более кровопролитными. А в переносном — потому что помимо катастрофической депопуляции над островными народами нависла угроза потери культурно-языковой самобытности из-за деятельности христианских миссионеров и насаждения английского и французского. В таком плачевном состоянии полинезийцы существовали вплоть до начала XX века, когда начали набирать популярность первые движения за возрождение коренной культуры. Главными действующими лицами в эпоху ренессанса стали маорийские, таитянские, самоанские и гавайские деятели культуры, активисты, юристы, учителя и социальные работники, почётные старейшины и молодые политики, которые консолидировали свои усилия и наиболее эффективным способом присваивали средства борьбы колонизаторов, дабы затем использовать их в своих целях. Так, английский и французский стали использоваться для создания общедоступных текстов, повествующих о проблемах коренных полинезийцев, написания учебных пособий по коренным языкам, распространения агитационной информации и протестного самовыражения. По аналогии с американской Партией чёрных пантер была создана Партия полинезийских пантер, которая организовывала митинги против испытаний ядерного оружия, полицейского насилия, незаконного присвоения священных земель и так далее, а также занималась финансовой и социальной поддержкой малоимущих и заключённых.

Традиция сопротивления жива и сегодня, несмотря на то что представители островных народов уже допускаются к участию в политических процессах и культурной жизни, а на законодательном уровне закреплено равноправие всех групп населения. Многое остаётся нерешённым: территориальные споры, вопрос полноценного возрождения местных языков, расширение сферы влияния племенных организаций, перераспределение ресурсов на базовые нужды отдалённых общин — и поэтому так важно, что новые поколения полинезийцев продолжают бороться и давать отпор вопреки истории, границам и навязанным институтам.

Что же после этого можно сказать о современном полинезийце? Это не обязательно мореплаватель, отправляющийся на поиски новой земли для своего племени, или мудрец, передающий сакральные знания ученикам, или активный борец за права коренного населения. Это может быть и обычный человек с острова, который вдруг обнаруживает у себя в душе бескрайний океан мифов и легенд о героях прошлого и будущего, который осознаёт себя частью большого осьминога Тэ Феке-а-Мутуранги и гордится этим. И даже если он не станет «героем полинезийского пролетариата и нонконформистов», как великий трикстер Мауи, он будет помнить и чтить наследие своих островов.