В апреле 1938 года один из моих прадедов, младший брат моей прабабки Марии Владимировны Ярцевой (1893–1982), сестры милосердия Белой армии, Виктор Владимирович Ярцев (1904–1940), майор госбезопасности, начальник XI отдела УГБ СССР, был отправлен конторой, в которой он к тому времени отработал около восьми лет, на Сахалин — как говорили дома, «устанавливать советскую власть». Закончилась эта затея плачевно для всех участников — репрессиями на острове, покушением на Виктора, понижением его в должности до первого заместителя наркома связи (а наркомом в то время был пониженный же в должности Ежов) и последующим расстрелом и Виктора, и начальника управления НКВД Сахалинской области Дрекова, именем которого до сих пор именуют период репрессий — «дрековщина».
В газете «Советский Сахалин» за 21 ноября 1961 года в статье «Чтобы никогда не повторилось», в которой собраны цитаты из выступления заместителя начальника управления КГБ по Сахалинской области И.А. Макарова, речь идёт о XX съезде партии и репрессиях, связанных с приездом Виктора Ярцева.
«В докладе Леонова, — говорится в тексте, — приводились имена многих секретарей, ответственных работников обкома, горкомов и райкомов ВКП(б), ставших жертвами необоснованных массовых репрессий, проходивших в условиях… фальсификации деятельности бывшего областного управления НКВД, возглавляемого карьеристом и провокатором Дрековым. <…> На всех этих лиц дела пересмотрены, прекращены, они были посмертно реабилитированы. Большинство их являлись либо старыми большевиками, либо молодыми людьми, родившимися и воспитанными в советское время».\1 Автор пишет: «Архивы прошлого говорят о том, что истребление опытных руководящих партийных работников особенно усилилось с приездом на Сахалин в начале 1938 года [Виктора] Ярцева, специального уполномоченного Сталина».\2 И далее: «Ярцев объявил о своём назначении и предложил всем работникам, чтобы они все важные вопросы их организаций и учреждений предварительно согласовывали с ним. <…> Через несколько дней в обком стали редко обращаться работники, а все старались попасть на приём к Ярцеву», — пишет автор.\3
Автор другой статьи, ссылаясь на показания партийного работника Долгова (протокол допроса от 28 июня 1939 года), пишет, что «правительственного комиссара на Сахалине окружили жуткое подхалимство и угодничество: портреты Ярцева проносили на демонстрациях вместе с портретами вождя на родов Сталина» (причём его портрет был того же размера, что и портрет вождя, как говорится в протоколе допроса).\4
Виктор пробыл на Сахалине с 12 апреля 1938 года до 16 ноября 1938 года. Прилетал, вероятно, на Северный Сахалин — в Александровск-Сахалинский, как и Чехов, и все каторжники царского и советского времён. В «сахалинский период», в июле 1938 года, попал в авиакатастрофу в районе Комсомольска-на-Амуре (дома говорили, что самолёт, на котором он летел, разбился, Виктор спасся благодаря тому, что переплыл Амур), лечился в госпитале в Хабаровске, потом в Барвихе. Примерно через год он был арестован, в январе 1940 года расстрелян.
В отличие от расстрелянных на Сахалине Виктор Ярцев не был реабилитирован — он участвовал в деле Тухачевского на стороне обвинения и считается превысившим служебные полномочия при расследовании. Личное дело видела только его дочь Интерна Ярцева (1930–2018?). Я держала в руках его нефритовую пепельницу, возможно, оставшуюся с тех времён, знаки отличия, кортик. И вспоминаю его, проходя дом сотрудников НКВД на Каляевской.
На Сахалине тоже вспоминала, спрашивала местных историков, насколько хорошо сохранились документы в архиве и можно ли с ними поработать. Я давно хотела на Сахалин — возможно, поэтому.
Но прилетела я не в Александровск, а в Южно-Сахалинск (с 1905 до 1945 года — Тоёхара). Застала тёплую пёструю осень, почувствовала в воздухе что-то соловецкое — и каторга, и остров. И остров тоже с характером, живой, игривый: вчера +20 и можно плавать в Татарском проливе Японского моря (на дореволюционных картах этот пролив был назван именем Невельского), а сегодня +10 и дождь — самое время сидеть в зале заседаний старого здания правительства, где проходит Сахалинский краеведческий форум.
Правительство в самом центре, в двух шагах от него — здание бывшего царского японского, а ныне краеведческого музея — с фонтаном и прекрасным садом.
Город с регулярной планировкой — заблудиться почти невозможно. Расположен в предгорье (в 15 километрах от города пик Чехова — 1045 метров). Там же, ближе к горам, японцы разбили великолепный парк на речке Рогатке (бывшей Тамагава) — со святилищами, водопадами, прудами. В советское время в парке была проведена детская железная дорога, узкоколейка, — и с тех времён остались не только рельсы, но и станция «Комсомольская». Но поездов больше нет. Как нет ни святилищ, ни старых зданий. Нет, новые святилища всё-таки появляются — например, в Сквере российско-японской дружбы, прямо возле собора.
Думаю, каким же застал остров Виктор Владимирович? Может, таким, как на старых музейных фото? На старых музейных фотографиях и Хонто (Невельск), и Александровск-Сахалинский, и Тоёхара очень симпатичные, с красивой архитектурой (в Невельске сейчас ничего этого нет, город типично советский, вся красота его — в Японском море и сопках с хвойными и разноцветными лиственными деревьями, и ещё там живут сивучи, бурые тюлени).
Меня на Сахалине больше всего поразили люди — открытые и гостеприимные, живые и интересные собеседники. Правда, общалась я в основном с музейщиками, сахалинцами не в первом поколении, и с гостями города — из Омска, из Питера, из Дагестана, из Москвы. Притягивает учёных сахалинская танцующая земля. И меня притянула, надеюсь, не в последний раз.
ПРИМЕЧАНИЯ
«Чтобы никогда не повторилось» // Советский Сахалин. 1961. 21 ноября. С. 3.
Там же.
Там же.
Электронная версия. Метод доступа: http://www.jewniverse.ru/RED/Drekov/index.htm>.
Ксения Сергазина,
историк, учёный секретарь Федерального центра гуманитарных практик