Деструктивные влияния: диагностика, лечение и дозировка противодействия

В разные эпохи в основе системы, которая определяла вектор развития государства, лежали идеологические конструкты: христианство, гуманизм, «научность», социальная справедливость, экономика, психология, передовая технология и другие. В процессе воплощения эти базовые понятия неизменно подвергались искажениям. Озвучивались благородные цели, но борьба «за всё хорошее» сопровождалась религиозными войнами, нетерпимостью, торжеством плутократии, террором, что влекло за собой не только репутационные потери власти, но и большое количество человеческих жертв.

Но кроме неизбежных отклонений от намеченных благих целей, в процессе реализации существуют и преднамеренные попытки воздействовать на умы с целью саботажа идеологического проекта, срыва его воплощения. Этот саботаж приобретает различные формы, может быть умышленным или бессознательным, злонамеренным или невольным, и приводит к различным последствиям — от общественно-опасных до незначительных, но также рождающих долговременные последствия. Государство имеет моральное право противодействовать этим влияниям, сводящим на нет его усилия или снижающим эффективность культурной и социальной политики. Но степень и формы противодействия должны быть адекватными уровню угроз; борьба с деструктивным не должна приводить к истреблению многообразия идей, к истощению общественной мысли и стерилизации культуры. Поэтому представляется важным дать точное определение деструктивного; предложить инструменты для его выявления, определения степени его вредоносности и назначения таких форм терапии, которые не наносят вреда национальному организму в целом.

Деструктивное воздействие — это, очевидно, такое, которое угрожает несущей конструкции или наносит ей вред; при этом под конструкцией надо понимать, в конечном счёте, долговременный цивилизационный проект, реализуемый в интересах народа и его будущего (Россия признана наконец самодостаточной цивилизацией, которая имеет право на самозащиту). При этом деструктивные воздействия могут быть различными по своему источнику (как внешние, так и внутренние), степени вредоносности и умышленности (даже Уголовный кодекс различает преступления, совершённые по недосмотру или неосторожности!).

Речь, в данном случае, не о деяниях, а о влияниях; мы говорим не про поступки, которые имеют характер правонарушений, а про тонкие воздействия на умы в сфере мнений и восприятий. Противодействие нарушениям писаных законов — дело правоохранителей; но работа по выявлению деструктивных идей также важна и необходима.

Подобно яду замедленного действия, деструктивное проникает в общественное сознание, постепенно приучает человека к тому, что ещё недавно казалось совершенно невозможным. Один из механизмов — поощрение ненормального в качестве «новой нормы»; открытие всё новых и новых «окон Овертона» в самых разных областях — в искусстве, в практике межличностного общения, в семейной жизни, политике, спорте. Здоровое противопоставление тут очевидно: на противоположном конце шкалы «экспериментального» лежит традиционное, укоренённое в культурном коде народа, в его духовном наследии. В обусловленных границах всегда можно оставить место для художественного эксперимента, для исследования, изучения и экспертной оценки; но жизненно важно не предлагать обществу маргинальное в качестве «новой нормы», отвергаемое естеством «новшество» — в качестве выдающегося и «передового». Да, новизна привлекательна, запретное желанно; но зрелая личность никогда не поставит патологическое на место здорового. На «пиру идей» государство, власть обязаны оставаться трезвыми и ответственными носителями нравственной и ценностной «нормы».

Деструктивные искажения, на наш взгляд, могут быть разделены на три категории.

1. Деструктивные влияния, которые создают угрозу прочности несущих конструкций государственной системы: подрывают базовые понятия, лежащие в основе цивилизационного проекта (целенаправленно разрушают ценности), подрывают баланс межнациональных отношений, оспаривают ключевые исторические реалии и т.д.; такие влияния мы маркируем как «красный уровень опасности» и считаем необходимым пресекать всеми средствами, которые есть в арсенале власти. В качестве яркого примера можно указать на продвижение (в масс-медиа, кинематографе, общественном дискурсе) норм и образов, подрывающих основы традиционных семейных отношений, провокацию межэтнических конфликтов, искажение истории, призывы к пересмотру геополитических реалий.

2. Деструктивные влияния, потенциальный ущерб от которых система способна компенсировать без существенных потерь («жёлтый уровень опасности»), используя коррекционные технологии, противопоставляя искажённому силу правды, естественные преимущества «здорового» и «правильного». Речь идёт, в первую очередь, о подмене понятий, о замещении традиционных ценностей симулякрами, искажающими смысл и значение базовых ценностей российского культурного кода (см. отечественную мировоззренческую систему «Четыре грани человечности»). Особенно актуально противостояние подобным влияниям в сфере образования и гуманитарных наук.

3. «Мнимое деструктивное» (на самом деле альтернативное) как проявление необходимого в культуре или общественном дискурсе многообразия («зелёный уровень опасности»): такое «ненормальное», глядя на которое, лучше понимаешь «нормальное» и «своё», уточняешь свой осознанный ценностный выбор. В качестве примера можно привести некоторые спорные художественные решения, вызывающие общественный резонанс и требующие адекватной экспертной оценки, а также региональные и конфессиональные отступления от федеральной повестки, вызванные особенностями традиции или восприятия.

Исторически причиной ослабления естественной способности русского духовного организма противостоять деструктивным влияниям является идущее сверху, с высших ступеней государственной власти, увлечение собирательным «Западом», его установками, политическим и духовным наследием, даже модой и привычками. «Иконой» вестернизации является титаническая фигура Петра I; но и до него, у его предшественников, и особенно вокруг престола считалось престижным и правильным говорить по-польски, носить польский кафтан, лечиться «у немцев»… А уж в XVIII веке именно немцы стали главным и высшим авторитетом в науках, и вообще, по слову В. Ключевского, «…посыпались в Россию, как сор из дырявого мешка». В годы смертельной схватки России с Наполеоном вся знать говорила исключительно по-французски; в ХХ веке, сменив главного противника, мы тут же принялись учить английский, напевать американские песенки и коллекционировать джазовые пластинки.

До самого недавнего времени одним из главных средств воздействия на умы оставалось представление о Европе, англосаксонском цивилизационном проекте как единственном источнике достойных, «научных», авторизованных «лучшими умами человечества» идей и концепций. Тотальная дискредитация этих идей, вырождение политических элит, порочная практика двойных стандартов, лицемерия, откровенной лжи мало затронули эти представления, по-прежнему широко распространённые среди гуманитариев, «креативного класса», преподавателей высшей школы, исследователей в сфере общественных наук. Такое раболепие, ощущение «вторичности» российского духовного и культурного наследия мы, бесспорно, считаем деструктивным и ведущим к непоправимому искажению любых теорий и идей, в основе которых отсутствует стремление к суверенности мысли.

Нельзя недооценивать и сознательную многовековую работу наших соседей и геополитических конкурентов, направленную на подрыв государственных устоев и национального единства России. Им хотелось бы видеть этнически пёструю, огромную по территории Россию, обладающую богатейшими природными ресурсами, «колоссом на глиняных ногах» — или, по крайней мере, всячески способствовать её шаткости, даже если опоры прочны. Следует обратить внимание на изречение Отто фон Бисмарка: «Войны выигрывают приходской священник и сельский учитель», — вот, значит, чьим содействием важно заручиться, готовясь к противостоянию.

Принимая во внимание огромный накопленный опыт наших противников, привлекательность (и идеологическую заряженность!) созданных ими философских учений, политических конструкций, художественных произведений (например, голливудского кино), важно учиться различать тонкие смысловые подмены, подвергать проверке ценностные утверждения, какими бы «модными» они ни казались, и, конечно, на государственном уровне ставить преграды идейной экспансии. А в ключевых сферах, на которые указывал Бисмарк — в образовании, гуманитарной науке, в духовной практике, в искусстве и масс-медиа, — учиться производить собственный, альтернативный убедительный контент и формулировать идеологические постулаты без оглядки на тех, кому это не по нраву.

Однако было бы ошибкой считать источником деструктивных настроений в российском обществе лишь Запад и его целенаправленную разрушительную работу. Как говорил Ланцелот в пьесе Евгения Шварца: «Всех учили [плохому]. Но зачем же ты оказался первым учеником, скотина ты этакая?»

Существуют предпосылки для оппозиционности, которая, к сожалению, в некоторых социальных группах и стратах является почти нормой и которая становится питательной почвой для деструктивного — не только в форме идей, но и в форме протестных действий.

Первой из таких социальных страт, где «оппозиционность» широко разлита и ярко себя проявляет, остаётся учащаяся молодёжь. Государство уделяет этому печальному явлению большое внимание; но методы и способы воздействия тут, надо признать, не всегда эффективны. Как ни странно, источник этих настроений сам по себе не лишён признаков ценностного предпочтения.

Прежде всего, источником «оппозиционности» является базовое для молодого человека вообще и для русского студента в особенности представление о справедливости, о правде — представление максималистское, отчасти инфантильное, окрашенное полным отсутствием жизненного опыта. Черчиллю приписывают фразу (на самом деле, она была сказана за 100 лет до Черчилля): «Кто в юности не был революционером — у того нет сердца!» И это правда, дополненная констатацией: «…а кто в зрелости не стал консерватором — у того нет мозгов».

Горячий и нетерпеливый ум требует справедливости немедленной, тотальной и полной; он охотно прислушивается к аргументам манипуляторов, указывающих на деформации, на случаи злоупотреблений властью, на социальные язвы. Вот и возникают обращённые в первую очередь на молодёжь «фонды борьбы с коррупцией», которые на самом деле, конечно, целят отнюдь не в социальную несправедливость.

Но хирургически отсекать подобный протест, истреблять несогласных юнцов, как сорную траву, значит подрезать корни самой общественной активности, отказываться от важной для развития страны молодой энергии. Эта энергия должна быть исследована и канализирована — направлена на созидание, на социальное действие, творчество, волонтёрство. Молодым людям, которые во время эпидемии ковида развозили запертым в квартирах гражданам продуктовые наборы, было не до «борьбы с коррупцией»: они на практике сталкивались с реалиями жизни, брали на себя ответственность за благополучие других, то есть обретали подлинную зрелость — лучшее противоядие против политического инфантилизма.

Другой средой для роста антигосударственных воззрений и протестных настроений является среда творческая — не только пресловутый «креативный класс», но и, как ни парадоксально, избалованный деньгами и вниманием, сам себя провозгласивший «элитой» класс творцов — писателей, режиссёров, «звёзд» телеэкрана и шоу-бизнеса. Тут природа протеста иная; она уж точно не связана с переживанием «несправедливости мира».

Все эти отнюдь не обиженные властью, сытые и преуспевающие люди всю жизнь занимались, по меткому выражению одного публициста, перепродажей западного: трансляцией западных идей, имитацией западного образа жизни, моделей социального успеха, вызывающей демонстрацией богатства. И вот, когда Россия оказалась изгнана со всемирной ярмарки тщеславия, они почувствовали подлинный экзистенциальный ужас. Не способные светить собственным светом, только отражённым, они дружно взвыли в наступившей для них темноте.

А ведь все эти люди были, и до сих пор считаются, лидерами общественного мнения — ЛОМами! Их собственные «мнения» тиражировали глянцевые журналы, они самоуверенно вещали с экранов телевизоров, получали государственные награды, ставили спектакли, главным украшением которых были фиги власти, хитроумно замаскированные под аллюзии и намёки.

Прекращение, даже пресечение их влияния на общество, на огромную российскую аудиторию — вопрос выживания русской цивилизации. Искреннее сопереживание народу, желание работать на Россию, на её будущее — единственное условие доступа к ресурсам господдержки, к щедрым инвестициям в культуру, проливаемым сегодня в песок.

Речь ведь идёт не о запрете на творчество, не о том, чтобы повесить замок на рот несогласным. Но совершенно невозможно понять, почему государство должно финансировать то, в чём вызревают семена его гибели? Мы же не позволяем торговать спиртным и сигаретами возле школ? Почему же всем известные персонажи безнаказанно и открыто торгуют презрением к родине, к человеку труда, к нашей истории, культуре, вере?

Наконец, есть немалая группа людей, которым не нравится вообще всё; тех, кто во всём различает в первую очередь недостатки, несовершенства, слабости (во всём и всех, кроме самих себя!). Такие личности были, есть и будут; для объяснения их мироощущения есть множество гипотез — педагогических, психологических, конспирологических… Важно, чтобы они не имели доступа к государственным средствам воздействия, к принятию управленческих решений. В эпоху интернета у них есть другие способы презентации своей жизненной установки (если найдутся охотники их слушать).

В выборе форм реагирования на деструктивное важна адекватность принимаемых мер, их соответствие возможному причиняемому ущербу. Головокружение не стóит лечить ампутацией головы. Нужно применять, по мере необходимости, хирургию, терапию или гомеопатию — а иногда, как инспектор ГИБДД, «ограничиваться беседой». Но сама система ценностей, кодекс поведения в условиях острого планетарного кризиса должны быть утверждены и объявлены во всеуслышание.

Как уже говорилось выше, есть неприемлемые формы идеологического воздействия, которые требуют не полемики, а прямого противодействия (код «красный»). Но чрезвычайно широк спектр таких воздействий (код «жёлтый»), которые требуют экспертной оценки и разработки специальных механизмов компенсации, и таких (код «зелёный»), которым необходимо противопоставить альтернативу, задействовав механизм вытеснения плохого — хорошим, вредного — полезным.

Когда речь идёт о профилактике деструктивного поведения, для этого достаточно отдельного симптома (например, регистрации на вредоносном сайте). Но если речь заходит о наказании за «оппозиционность» или, тем более, о принятии административных мер — необходимо диагностировать наличие некого комплекса, включающего в себя не только мнение или намерение, но и совершённое противоправное действие. И если уж говорить об образовании, тут особенно необходимо проявлять терпение и дальновидность, чтобы не выплеснуть вместе с водой детской «оппозиционности» самих детей — возможно, своевольных и горластых, но именно тем особенно ярких, перспективных в своей профессии.

Проделанное по нашему заказу лингвистами Томского государственного университета исследование деструктивности и способов противодействия угрозам и рискам предлагает практическую методологию диагностики, анализа и экспертной оценки коммуникативного контента. В нём изложена точка зрения исследователей, учёных; однако мы возьмём на себя смелость сформулировать некоторые свои концептуальные соображения.

Есть общие принципы, которые представляются важными в деле противодействия деструктивным влияниям.

· Эмоциональная и психологическая убедительность того, кем и как доносятся идеологические установки. За десятилетия противостояния официозной советской пропаганде у нашего общества выработалось недоверие к слишком пафосному слову, звучащему с трибуны; а у русского человека, от природы ироничного и наделённого острым слухом на фальшь, есть опыт мгновенного распознавания формального, неискреннего, подменного.

· Выбор спикеров по мировоззренческой повестке должен быть придирчивым; предпочтение важно отдавать тем, кто делом доказал свою любовь к родине, кто действительно обладает авторитетом и владеет способностью говорить об отвлечённых вещах живо, неформально.

· Огромное значение имеет язык коммуникации: нужно учитывать, что профессионалы «идеологического фронта» со временем переходят на язык речевых клише, который может вызывать отторжение у аудитории. Лингвистический анализ показывает, что для «разговора о главном» у людей выработался собственный язык и он сильно отличается от языка государственных документов — но не противоречит их смыслу.

· Важный инструмент продвижения государственного понимания проблем — объяснение того, что «простые решения», которые могут казаться кому-то привлекательными, на самом деле губительны и могут ударить по тем, кто так ими восхищается. «Всё поделить» Шарикова, или неосталинистское «навести порядок железной рукой», или «выслать всех приезжих» — каждое из таких «предложений» недостойно ответственной, зрелой личности. Расширение кругозора, развитие личности — вот противоядия от «простых решений», ведущих в тупик. Система образования, государственные СМИ, представители власти должны способствовать формированию сложной картины мира, пониманию взаимосвязей между отдельными элементами и фактами, повышению личной ответственности каждого за принимаемые решения.

· Главный инструмент патриотического воспитания — практики, работающие на общественное благо. Волонтёрство в зоне военной операции или стихийного бедствия, уборка мусора, благоустройство территории, забота о стариках, детях в сто раз полезнее, чем трескучие «патриотические мероприятия», проводимые в первую очередь ради телевизионной картинки или бюрократического отчёта. Вовлечение в совместную полезную деятельность, умение доверять частному человеку по-настоящему значимые государственные задачи — лучший способ преодоления недоверия, лучшее противоядие от «оппозиционности».

· Есть отличный довод, укрепляющий способность человека противостоять внешней манипуляции: не будь марионеткой! не позволяй заморочить себе голову! К этому доводу чувствительны люди, имеющие самоуважение, со сложившимся высоким мнением о собственных умственных способностях. Разоблачение механизмов направленного идеологического воздействия, «промывания мозгов», «фрейминга» — важная профилактика деструктивного воздействия.

Опыт нашего исследования показал, кроме прочего, что использование в оценке деструктивного поведения машинных алгоритмов и искусственного интеллекта на нынешней стадии развития технологии не представляется возможным — по крайней мере, с правом «решающего голоса». Понимание контекста высказывания или поступка — ключевое для определения главных факторов, умысла на совершение противоправных деяний и готовности перейти от слов к делу — для машины неочевидно. Поэтому если иметь в виду не карательную, а воспитательную задачу, окончательное суждение о намерениях и поступках людей необходимо также оставить за людьми.

Деструктивные влияния: диагностика, лечение и дозировка противодействия // Инструментариум. Вып. 2. Сила слов. М.: ФЦГП, 2023. С. 5–13.