Недавно мне удалось поучаствовать в интересной дискуссии о рефлексии в современных фильмах и сериалах. Отправной точкой было обсуждение картин, представленных на Каннском фестивале в этом году. Дискуссия уходила в конкретику все дальше и стала касаться экономических условий и общественно-политических событий в жизни общества (в данном случае — западного). Тут-то я и задумался о границах рефлексии, когда общечеловеческие, всем понятные вне зависимости от культуры темы перетекают в региональные — актуальные для конкретных обществ и условий, в которых они существуют.
Современные россияне активного возраста живут в двух культурных «регистрах». С одной стороны, тридцатилетие активной глобализации и вестернизации сформировало специфическое мировоззрение. Оно позволяет понимать повестку и условия, в которых находится европейское и американское общества. Нам понятны их социальные процессы и психотипы, мы умеем сопереживать им, легко эмпатически соединяемся с героями их фильмов. Причем даже тогда, когда герой противостоит советскому (или нынешнему российскому) антагонисту. Это происходит «бесшовно».
С другой стороны, мы живем в своем обществе со всеми сложными процессами, которые в нем происходят. Отечественные режиссеры осмысляют это, формируя новый и сильный второй «регистр». Нерв здесь — конечно, специальная военная операция и предшествовавшее ей восьмилетие. Учитывая, что СВО пока далека от завершения, а яркие или полярные точки зрения воспринимаются особенно болезненно, возможности самовыражения естественно ограничены. Однако уже сегодня можно выделить как минимум три тенденции восприятия событий и их предпосылок.
Добро пожаловать в ад
Первая тенденция — осмысление СВО непосредственными участниками со стороны России. Наиболее отчетлива она видна на примере фильмов «Солнцепек» (2022) и «Лучшие в аду» (2021), произведенных близкой к ЧВК «Вагнер» компанией Aurum Production. В них — практически документальная достоверность войны* без пафоса и возвышенных чувств. Всё жестко и жестоко: кровь, мозги, кишки. Война* не щадит никого, даже зрителя[1].
Такой подход разительно отличается от привычного показа военных действий в фильмах и сериалах. Сначала это шокирует зрителя, а потом (поймал себя на мысли) — сразу делает лояльным. Действительно, «прикладная» сторона войны* здесь показана даже более наглядно и подробно, чем в документальных фильмах. В павильонах реконструируются такие сцены и моменты боев, где просто не могли бы оказаться военные корреспонденты, а камеры «от первого лица», закрепленные на шлемах воинов, не дали бы операторского качества картинки.
Для этих фильмов характерна максимальная концентрация места и действия: события происходят в одной локации со считаным количеством персонажей в сжатые сроки. Ни у кого из героев нет времени на внутренние терзания. Здесь нет развернутых предысторий, долгих философских размышлений с разными точками зрения. Люди как есть, гражданские или военные, попали в мясорубку войны* и вынуждены реагировать на каскад страшных событий. Они или выживают, или погибают: нет суперменов, которых не берет пуля. Кто спасется, а кто погибнет, решает не привычная драматургия хэппи-энда, а «правда войны*». Видимо, главное, с чем ты должен выйти из зала, — понимание того, какие люди и в каких жестоких обстоятельствах крутят шестеренки современной истории. Авторы, кажется, даже не заботятся о том, испытает ли зритель катарсис. Фильм заканчивается, а ты остаешься с ощущением, что это просто экран погас, а выжившие пошли на новое задание.
Судьбы героев оказываются несколько «притушенными», а по- настоящему главную роль играют сообщества. Именно на них можно посмотреть как на главных героев — коллективных, состоящих из множества отдельных личностей. Этим особенно отличается фильм «Лучшие в аду»: кадры быстро сменяют друг друга, все герои в одинаковой военной форме, в шлемах и очках, бородатые. У них нет имен, только позывные — гражданскому человеку это непривычно и сложно сориентироваться, кто есть кто. Герои погибают один за другим, но само подразделение — главный герой — добивается цели.
Если и есть генерализирующий месседж фильма, то он максимально прост: это гражданская война*. У мирного жителя Донбасса, русского военного, ополченца, украинца, украинского военного — своя правда. Каждому ее достаточно, он предпочитает не выходить за ее рамки ни в мыслях, ни в философских спорах. Лучше — больше молчать. Победит только одна правда.
Мысль о гражданской войне* поддерживают типажи героев противника. Они неоднородны: есть те, кто переродился до неузнаваемости, перестал быть своим, стал нацистом, неоязычником, карателем. Однако есть и люди, не потерявшие достоинства. Да, они коварные и злые враги, ненавидят «москалей», но стараются соблюдать обычаи и кодекс войны*. У них свои понятия о чести, которые распространяются на поверженных или захваченных в плен. Это, конечно, далеко от литературного рыцарства, но по способности видеть во враге человека по-хорошему усложняет фильм.
С этими картинами война* приходит к зрителю без новостных и аналитических фильтров. Это словно экранный тест, чтобы проверить, как ты воспримешь войну* в первом приближении.
Публицистика на экране
Вторая тенденция осмысления СВО характерна для более масштабных проектов. Это сериал «20/22» (2025, «Первый канал»), сериал «Ополченский романс» (2025, Premier, по одноименной книге Захара Прилепина), фильм «Позывной «Пассажир» (2024, «Россия-1», по книге Александра Проханова «Убийство городов») и другие.
Здесь есть заявка на историческую оптику и масштабность осмысления событий. Есть предыстория с политической составляющей и государственными решениями (как полезными, так и ошибочными с точки зрения героев). Ловишь себя на мысли, что авторы изначально делали проект как высказывание в общественно-политической дискуссии. При этом внутренняя заряженность и желание доказать правоту гораздо выше, чем у фильмов из предыдущей группы.
Это рефлексия во время исторического процесса, результаты которого одинаково неизвестны ни героям, ни авторам, ни зрителям. Неизвестность и горячее желание победы своей стране поднимают градус полемичности, требуют большей категоричности в выстраивании драматургических линий и однозначности характеров персонажей. Иногда это упрощает сюжет, но делает более выпуклыми главные месседжи.
Некоторые критики сравнивают перечисленные проекты с фильмами о Великой Отечественной войне и делают выводы, что нынешние уступают по сложности, яркости и выразительности. Однако сценарии большинства советских фильмов, ставших классикой, писались после Победы. С пониманием, что жертвы были не напрасны, что враг повержен и уничтожена его идеология, а правда советского народа, принесшего самую большую коллективную жертву, утверждена во всем мире. У сегодняшних авторов данность только одна: период, когда Россия ждала исполнения Минских соглашений, завершился, и началась специальная военная операция.
Рассматриваемые проекты часто используют сюжет, когда оппозиционно настроенный главный герой, отстраненно или даже скептически относящийся к СВО, в силу непредвиденных обстоятельств попадает в зону боевых действий. Там он видит правду войны* и переопределяет отношение к ней. Это задает иную парадигму рефлексии — сталкиваются два противоположных мировоззрения. Гражданско-пацифистское со своей системой доказательств и принципов и реалистично-военное с фактами, зверствами, смертями, волей и силой. Категории законности и прав человека оказываются неспособными описать и объяснить, почему, несмотря на всю их правильность, они не смогли спасти народ Украины от раскола, повлекшего цепь необратимых событий.
На контрасте с юридическими свободами человека показывается другая человечность. Интуитивная, народная, одновременно грубая и глубокая, фундаментальная. Здесь не борются за права человека, а отдают жизни друг за друга.
От первого лица
Появление третьей тенденции — яркое и неожиданное событие. Это удивительно откровенное, яркое, новое для широкой аудитории осмысление. Мы рассмотрим два сериала — «Мобилизация» (2023) и «Резервисты» (2024). Оба сняты в Донецке жителями новых регионов, с минимальным бюджетом и в местных локациях.
В сериалах показаны события также от первого лица, но с точки зрения жителей Донбасса. Сразу становится понятно, что, несмотря на один язык, близкие реалии, один народ, это всё же пока не одно государство (действие происходит до вхождения регионов в состав России). Есть свои-свои, а есть свои-русские. В глазах персонажей Россия представляется могущественной, но медлящей до определенного момента силой.
Молодые герои придерживаются разных взглядов на современное положение дел. Это разделение очень понятно российскому зрителю — оно повторяет ситуацию начала СВО в России. Однако в местных условиях ориентация на разные ценности и, соответственно, разные центры (Киев, Запад, Москва) выглядит еще более полярной и конфликтной, чем в России. Вместе с тем в силу локального патриотизма, большего давления нависшей войны* героям оказывается важнее сохранить человеческие отношения, несмотря на разницу во взглядах. Эта тема — «единство несмотря ни на что» — кажется более важной и приоритетной для маленького общества, чем для большого, где процессы происходят дольше и сложнее.
У военных Донбасса — совсем другое положение дел. Их враг кратно сильнее и мощнее их. Это Голиаф. Россия помогает, приходит и «вписывается», однако несколько раз в фильме звучат фразы, что это только союзник и армии у нас разные.
Пространство для философии и исторических споров сужено до предела. В Донбассе есть только одна правда, противник показан без уважения, но с признанием силы, коварства, мощи и непримиримости. Для героев этих сериалов война* не гражданская, они не чувствуют, что по ту сторону — свой народ, пусть и запутавшийся. Для них там — страшный и непонятный враг, который даже не говорит на русском языке.
Донбасские сериалы оставляют российского зрителя в раздумье, «где кто был восемь лет», почему трагедии этих людей были незаметны и не трогали нас. По раздумье же находишь выход. Все эти события — часть тектонических геополитических процессов, которые невозможно ни толком увидеть, ни тем более проанализировать: ни заранее, ни в процессе. Единственная правда, которой можно руководствоваться — правда твоего сердца и твоей совести. Единственное, что от нас требуется — быть смелыми, чтобы слушать совесть.
Как бы то ни было, все три тенденции находят своих поклонников. Перечисленные проекты открывают новую волну осмысления современных событий и самой России. Художественная рефлексия в случае масштабных исторических событий происходит быстрее и глубже, чем научная, историческая. Тем более, должно пройти время, пока будут открыты архивы и изучены документы.
* Согласно официальной позиции Роскомнадзора, специальная операция России на Украине не является «нападением, вторжением, либо объявлением войны»
Примечание
[1] Любопытно, что для российского зрителя подобный ракурс открыл фильм «Чистилище» (1997) о Первой чеченской войне. Судьба его создателя известна – Прим. «ТД».
Публикуется по: Тренин-Страусов П.Д. Новые фильмы о главном. Опыт рефлексии большой войны … // Татьянин день. 2025. 17 июня.
Современные россияне активного возраста живут в двух культурных «регистрах». С одной стороны, тридцатилетие активной глобализации и вестернизации сформировало специфическое мировоззрение. Оно позволяет понимать повестку и условия, в которых находится европейское и американское общества. Нам понятны их социальные процессы и психотипы, мы умеем сопереживать им, легко эмпатически соединяемся с героями их фильмов. Причем даже тогда, когда герой противостоит советскому (или нынешнему российскому) антагонисту. Это происходит «бесшовно».
С другой стороны, мы живем в своем обществе со всеми сложными процессами, которые в нем происходят. Отечественные режиссеры осмысляют это, формируя новый и сильный второй «регистр». Нерв здесь — конечно, специальная военная операция и предшествовавшее ей восьмилетие. Учитывая, что СВО пока далека от завершения, а яркие или полярные точки зрения воспринимаются особенно болезненно, возможности самовыражения естественно ограничены. Однако уже сегодня можно выделить как минимум три тенденции восприятия событий и их предпосылок.
Добро пожаловать в ад
Первая тенденция — осмысление СВО непосредственными участниками со стороны России. Наиболее отчетлива она видна на примере фильмов «Солнцепек» (2022) и «Лучшие в аду» (2021), произведенных близкой к ЧВК «Вагнер» компанией Aurum Production. В них — практически документальная достоверность войны* без пафоса и возвышенных чувств. Всё жестко и жестоко: кровь, мозги, кишки. Война* не щадит никого, даже зрителя[1].
Такой подход разительно отличается от привычного показа военных действий в фильмах и сериалах. Сначала это шокирует зрителя, а потом (поймал себя на мысли) — сразу делает лояльным. Действительно, «прикладная» сторона войны* здесь показана даже более наглядно и подробно, чем в документальных фильмах. В павильонах реконструируются такие сцены и моменты боев, где просто не могли бы оказаться военные корреспонденты, а камеры «от первого лица», закрепленные на шлемах воинов, не дали бы операторского качества картинки.
Для этих фильмов характерна максимальная концентрация места и действия: события происходят в одной локации со считаным количеством персонажей в сжатые сроки. Ни у кого из героев нет времени на внутренние терзания. Здесь нет развернутых предысторий, долгих философских размышлений с разными точками зрения. Люди как есть, гражданские или военные, попали в мясорубку войны* и вынуждены реагировать на каскад страшных событий. Они или выживают, или погибают: нет суперменов, которых не берет пуля. Кто спасется, а кто погибнет, решает не привычная драматургия хэппи-энда, а «правда войны*». Видимо, главное, с чем ты должен выйти из зала, — понимание того, какие люди и в каких жестоких обстоятельствах крутят шестеренки современной истории. Авторы, кажется, даже не заботятся о том, испытает ли зритель катарсис. Фильм заканчивается, а ты остаешься с ощущением, что это просто экран погас, а выжившие пошли на новое задание.
Судьбы героев оказываются несколько «притушенными», а по- настоящему главную роль играют сообщества. Именно на них можно посмотреть как на главных героев — коллективных, состоящих из множества отдельных личностей. Этим особенно отличается фильм «Лучшие в аду»: кадры быстро сменяют друг друга, все герои в одинаковой военной форме, в шлемах и очках, бородатые. У них нет имен, только позывные — гражданскому человеку это непривычно и сложно сориентироваться, кто есть кто. Герои погибают один за другим, но само подразделение — главный герой — добивается цели.
Если и есть генерализирующий месседж фильма, то он максимально прост: это гражданская война*. У мирного жителя Донбасса, русского военного, ополченца, украинца, украинского военного — своя правда. Каждому ее достаточно, он предпочитает не выходить за ее рамки ни в мыслях, ни в философских спорах. Лучше — больше молчать. Победит только одна правда.
Мысль о гражданской войне* поддерживают типажи героев противника. Они неоднородны: есть те, кто переродился до неузнаваемости, перестал быть своим, стал нацистом, неоязычником, карателем. Однако есть и люди, не потерявшие достоинства. Да, они коварные и злые враги, ненавидят «москалей», но стараются соблюдать обычаи и кодекс войны*. У них свои понятия о чести, которые распространяются на поверженных или захваченных в плен. Это, конечно, далеко от литературного рыцарства, но по способности видеть во враге человека по-хорошему усложняет фильм.
С этими картинами война* приходит к зрителю без новостных и аналитических фильтров. Это словно экранный тест, чтобы проверить, как ты воспримешь войну* в первом приближении.
Публицистика на экране
Вторая тенденция осмысления СВО характерна для более масштабных проектов. Это сериал «20/22» (2025, «Первый канал»), сериал «Ополченский романс» (2025, Premier, по одноименной книге Захара Прилепина), фильм «Позывной «Пассажир» (2024, «Россия-1», по книге Александра Проханова «Убийство городов») и другие.
Здесь есть заявка на историческую оптику и масштабность осмысления событий. Есть предыстория с политической составляющей и государственными решениями (как полезными, так и ошибочными с точки зрения героев). Ловишь себя на мысли, что авторы изначально делали проект как высказывание в общественно-политической дискуссии. При этом внутренняя заряженность и желание доказать правоту гораздо выше, чем у фильмов из предыдущей группы.
Это рефлексия во время исторического процесса, результаты которого одинаково неизвестны ни героям, ни авторам, ни зрителям. Неизвестность и горячее желание победы своей стране поднимают градус полемичности, требуют большей категоричности в выстраивании драматургических линий и однозначности характеров персонажей. Иногда это упрощает сюжет, но делает более выпуклыми главные месседжи.
Некоторые критики сравнивают перечисленные проекты с фильмами о Великой Отечественной войне и делают выводы, что нынешние уступают по сложности, яркости и выразительности. Однако сценарии большинства советских фильмов, ставших классикой, писались после Победы. С пониманием, что жертвы были не напрасны, что враг повержен и уничтожена его идеология, а правда советского народа, принесшего самую большую коллективную жертву, утверждена во всем мире. У сегодняшних авторов данность только одна: период, когда Россия ждала исполнения Минских соглашений, завершился, и началась специальная военная операция.
Рассматриваемые проекты часто используют сюжет, когда оппозиционно настроенный главный герой, отстраненно или даже скептически относящийся к СВО, в силу непредвиденных обстоятельств попадает в зону боевых действий. Там он видит правду войны* и переопределяет отношение к ней. Это задает иную парадигму рефлексии — сталкиваются два противоположных мировоззрения. Гражданско-пацифистское со своей системой доказательств и принципов и реалистично-военное с фактами, зверствами, смертями, волей и силой. Категории законности и прав человека оказываются неспособными описать и объяснить, почему, несмотря на всю их правильность, они не смогли спасти народ Украины от раскола, повлекшего цепь необратимых событий.
На контрасте с юридическими свободами человека показывается другая человечность. Интуитивная, народная, одновременно грубая и глубокая, фундаментальная. Здесь не борются за права человека, а отдают жизни друг за друга.
От первого лица
Появление третьей тенденции — яркое и неожиданное событие. Это удивительно откровенное, яркое, новое для широкой аудитории осмысление. Мы рассмотрим два сериала — «Мобилизация» (2023) и «Резервисты» (2024). Оба сняты в Донецке жителями новых регионов, с минимальным бюджетом и в местных локациях.
В сериалах показаны события также от первого лица, но с точки зрения жителей Донбасса. Сразу становится понятно, что, несмотря на один язык, близкие реалии, один народ, это всё же пока не одно государство (действие происходит до вхождения регионов в состав России). Есть свои-свои, а есть свои-русские. В глазах персонажей Россия представляется могущественной, но медлящей до определенного момента силой.
Молодые герои придерживаются разных взглядов на современное положение дел. Это разделение очень понятно российскому зрителю — оно повторяет ситуацию начала СВО в России. Однако в местных условиях ориентация на разные ценности и, соответственно, разные центры (Киев, Запад, Москва) выглядит еще более полярной и конфликтной, чем в России. Вместе с тем в силу локального патриотизма, большего давления нависшей войны* героям оказывается важнее сохранить человеческие отношения, несмотря на разницу во взглядах. Эта тема — «единство несмотря ни на что» — кажется более важной и приоритетной для маленького общества, чем для большого, где процессы происходят дольше и сложнее.
У военных Донбасса — совсем другое положение дел. Их враг кратно сильнее и мощнее их. Это Голиаф. Россия помогает, приходит и «вписывается», однако несколько раз в фильме звучат фразы, что это только союзник и армии у нас разные.
Пространство для философии и исторических споров сужено до предела. В Донбассе есть только одна правда, противник показан без уважения, но с признанием силы, коварства, мощи и непримиримости. Для героев этих сериалов война* не гражданская, они не чувствуют, что по ту сторону — свой народ, пусть и запутавшийся. Для них там — страшный и непонятный враг, который даже не говорит на русском языке.
Донбасские сериалы оставляют российского зрителя в раздумье, «где кто был восемь лет», почему трагедии этих людей были незаметны и не трогали нас. По раздумье же находишь выход. Все эти события — часть тектонических геополитических процессов, которые невозможно ни толком увидеть, ни тем более проанализировать: ни заранее, ни в процессе. Единственная правда, которой можно руководствоваться — правда твоего сердца и твоей совести. Единственное, что от нас требуется — быть смелыми, чтобы слушать совесть.
Как бы то ни было, все три тенденции находят своих поклонников. Перечисленные проекты открывают новую волну осмысления современных событий и самой России. Художественная рефлексия в случае масштабных исторических событий происходит быстрее и глубже, чем научная, историческая. Тем более, должно пройти время, пока будут открыты архивы и изучены документы.
* Согласно официальной позиции Роскомнадзора, специальная операция России на Украине не является «нападением, вторжением, либо объявлением войны»
Примечание
[1] Любопытно, что для российского зрителя подобный ракурс открыл фильм «Чистилище» (1997) о Первой чеченской войне. Судьба его создателя известна – Прим. «ТД».
Публикуется по: Тренин-Страусов П.Д. Новые фильмы о главном. Опыт рефлексии большой войны … // Татьянин день. 2025. 17 июня.