Hа одном подмосковном приходе 150 лет назад появился молодой священник, его назначили настоятелем Ивановского храма в помощь пожилому уже священнику Иоанну Звереву. И что же он увидел? Пономарь пьянствует и бьёт жену и тестя, дьякон его урезонивает, навлекая на себя гнев прихода, консисторская комиссия смотрит на всё сквозь пальцы — авось сами разберутся, не дети. Прихожане, фабричные рабочие и их жёны, возбуждены — то бунтуют против фабричного начальства, то требуют от «господ» хлеба и выплат. Нового настоятеля не принимают, дьякона, его дальнего родственника, хотят сменить. Жалуются на молодого священника наверх, митрополиту Филарету (Дроздову) — он, мол, деньги собрал, а молебнов не поёт, молиться о дожде не пошёл, когда звали, а только, когда сам захотел, крест не даёт, а кладёт его на аналой — в общем, чего он, приезжий, себе тут позволяет. И сослали в итоге в близлежащий Берлюковский монастырь не драчуна-пономаря, а 22-летнего батю, и так его, бедного, это потрясло, что, вернувшись в село, он вскоре и помер, оставив после себя беременную жену и детей.
Вот небольшой фрагмент религиозной жизни России XIX века. Все участники — люди верующие, православные, благонадёжные. Церковные. Имена всех подписавшихся против священника есть в исповедных книгах — то есть все они регулярно, не реже раза в год, приходили в церковь причащаться и исповедоваться. А вот представление о должном, мораль — у каждого своя. И ценности, должно быть, тоже. Даже, возможно, свои изводы православия — у молодого священника, его паствы и пономаря.
Где же проходит граница между верой и религией? На что обратить внимание, чтобы не запутаться в терминах, говоря о «сакральном», «священном», «абсолютном», «трансцендентном», «интуитивно постигаемом» и прочем высоком?
Вера
Институт языкознания РАН в словаре «Базовых ценностей носителей русской культуры» (М., 2019) предлагает нам следующее определение веры: «Вера — свойство человеческого разума формировать представления без достаточных эмпирических или рациональных доказательств, ведущее к уверенности и субъективной убежденности имеющихся знаний о человеке и том, для чего он живёт». И добавляет: «В языковом сознании (носителей) современных русских слов «вера» в религиозном понимании связана с душой, милосердием, спасением, смирением, прощением, добротой, взаимопомощью, соборностью, добром. Все эти слова описывают осознаваемый и неосознаваемый мир русского человека». И ещё так: «В энциклопедических источниках вера определяется как мировоззренческая позиция, глубинная общечеловеческая универсалия культуры, фиксирующая комплексный феномен индивидуального и массового сознания».
Вера, считают лингвисты, в русском языке отражает состояние сознания человека, его мировоззрение, уверенность или убеждённость в чём-то и доверие как процесс. Иначе говоря, это присущее каждому из нас по природе состояние, вероятно, связанное с самыми глубокими пластами психики — базовым доверием или недоверием к миру, к себе, к близким и дальним.
Вера в Бога — доверие Богу, отдание себя в Его руки как в руки близкого, любимого и авторитетного человека. В этом доверии и убеждённость в справедливости законов, которые Он когда-то установил и продолжает устанавливать в мире (космология, философия), и вера в божественную правду (мораль), и простое человеческое ощущение присутствия Другого (любовь). Вера здесь — состояние сознания, направленность сознания к Кому-то и действие из этого состояния: доверяя, мы поступаем так (прежде всего — бесстрашно идём навстречу Другому), а когда не верим — иначе (боимся и избегаем).
Когда наши страхи преобладают, становятся невыносимыми, возникают подпорки — инструменты, цель которых — приблизиться, не приближаясь, быть открытым, не открывая сердца. Возникает посредник между нами и субъектом нашей любви и доверия. Чаще всего его называют Религией, религиозным институтом.
Религия
Религия — слово римское, оно означало связь со священным и всё, что относится к обеспечению этих отношений, а также включало весь порядок осуществления этой связи, всех героев, все действия (родственные слова «религии» — «лига» и «лигатура»). Сейчас бы мы это слово перевели как «коммуникация» и дополнили знаниями о том, как искажается информация на всех этапах — и на этапе «приёмника», и на этапе «передатчика», и в пути — мы много об этом знаем. Но и римляне об этом догадывались, а потому придумали целый институт, обеспечивающий связь с богами, божками и духами.
В каждой религии эта связь остаётся. Считается, что даже Бог необязателен в религии — есть религии нетеистические (как буддизм или даосизм), не предполагающие веры в Бога. А связь — обязательна. И профессионалы в религии тоже обязательны: махатмы, священники, муллы, шаманы, раввины, пророки и пророчицы, наставники и прочие харизматические (то есть наделённые божественными дарами) и нехаризматические лидеры. Ещё обязательна паства — народ, верующие, члены общины, «двое или трое, собранные во имя Божие». И запрос паствы тоже обязателен: благодарность, просьба, протест, жалоба, требование и прочее. А вот вера, считают римляне, — необязательна, главное — правильно выполнять предписанные действия. И есть религии, поддержавшие эту логику, — ортопраксические, а есть не поддержавшие, — ортодоксальные. Для одних важно, во что мы верим, для других — что мы делаем. Выбирайте своё!
Есть и ещё один элемент, присущий религиям в XXI веке: религиозная идентичность её членов (в ситуации множественных выборов идентичность — важная штука) и личные чувства — та самая вера. Нам уже мало просто принадлежать к религиозной общине, нам нужно рефлексировать, регулярно спрашивать себя о своём выборе и тестировать чувства (и иногда — соотносить их с чувствами других членов общины).
Священное
А вот к Кому или к чему возникают эти чувства, лежит вне поля зрения учёных — будь то психологи, философы или религиоведы. За пределами нашего понимания остаётся и категория «священного», «трансцендентного», то есть лежащего за пределами мира, доступного для нашего восприятия, «абсолютного», «предвечного», и Тот, к Кому все эти определения относятся. Однако, если верить Канту, именно идея Бога в человеке (не только Его в нас присутствие, но даже сама идея о Его существовании) остаётся гарантией морального закона в нас. Мы поступаем по-человечески, по Канту, только потому, что способны верить в Высшее. Но мы свободны, добавим от себя, и потому вольны выбирать, поступать ли нам по-человечески или нет. Считать ли веру и человечность своими ценностями или нет.
Апофатическое
В древних религиях почитали места, отмеченные божественным присутствием, — деревья или камни необычной формы или те, в которые ударила молния, идеально ровные полянки — в таких местах чаще всего устанавливали алтари для жертвоприношений или собирались на молитву. Древние эти особенные места «чувствовали шкурой». Мирча Элиаде придумал специальный термин для такого почитания — «иерофания»: эти места особенные, потому что в них явилось «священное».
В русской деревне мы можем найти следы такого же трепетного отношения к необычному — даже к людям с физическими увечьями, отметинами относились по-особенному, как к Божьим людям или пророкам. Народное сознание видит божественное повсюду — присутствие Бога в жизни человека не обсуждается, это такая же данность, как явления природы. И отношение к Богу и святым порой тоже «свойское» — родственные имена остались в названиях праздников — Николин день, Ильин день, Митриев день, Спас. Также и у детей. Они тоже хорошо чувствуют присутствие божественного — в природе и в людях.
А вот мы, взрослые горожане, с развитием философии, с нашей привычкой записывать свои мысли на бумагу, в компьютер или в социальные сети утрачиваем непосредственность восприятия божественного и каждый свой опыт стараемся описать словами, а иногда и перепроверить. Отсюда и появляются в богословских текстах разных религий пространные рассуждения о том, что «Бога не видел никто никогда», что у Него множество имён, а истинное Его имя мы даже произнести не можем, что Он не то, и не это, и не такой (в этом суть апофатического, то есть «отрицательного», богословия). И, может быть, именно к нам обращён евангельский призыв «Будьте как дети» — посмотрите, мол, вокруг себя в поисках Божественного присутствия. А описывать — необязательно. Гораздо важнее — чувствовать сердцем. Трепетать. И не бояться. (Хотя бояться, возможно, и стоит — священное в древних культурах всегда амбивалентно — может и спалить ненароком.)
Ксения Сергазина,
историк, учёный секретарь Федерального центра гуманитарных практик
Фото автора
Опубликовано: Инструментариум. Вып. 9. Небо. М.: ФЦГП, 2024. С. 11–14.