Пишем

На границе тучи ходят хмуро...

Пейзаж мелькает в огне, внедорожник уверенно несёт нашу группу вперед: сначала по улицам Владивостока, потом по асфальту междугородной трассы и, наконец, по ухабам Приморья. За окном проносятся гладкие головы сопок, мелькают рыжие от сухой травы «псевдосаванны», озёра сменяются морскими заливами и руслами рек.

История напоминает лоскутное одеяло. Или большой персидский ковёр с причудливыми узорами. Его полотно соткано из великих открытий, войн, возвышений и падений, годов хороших и плохих. Его узоры сложны, хитро сплетены, подныривают куда-то вглубь и выходят на поверхность в совершенно другом месте. Иногда они идут прямо поверх иного узора, полностью скрывая или изменяя его до неузнаваемости. История сродни оптической иллюзии: стоит только отвести глаза, как сложившаяся картинка сразу распадается, теряется в переплетениях — придётся потратить немало сил, прежде чем удастся восстановить перед собой её конкретный фрагмент. Стоит нам на секунду отвлечься, история теряется в самой себе. А если вовсе отвести взгляд, перестать смотреть, то история перестаёт существовать, покрывается белыми пятнами. Иногда мы делаем это осознанно, чтобы скрыть, выскоблить неудобные места, чтобы нанести новый узор поверх старого. Иногда то же самое происходит случайно — не хватает внимания, не получается ухватить всё одновременно.

Об этом я думаю, пока гид рассказывает нам про Хасанскую войну — одно из тех белых пятен, что мы по неосторожности посадили на полотно своей истории. Все помнят по школьным урокам песню о трёх героях-танкистах. Коварные японцы, хмурые тучи над границей и подвиг защитников родины. Речь там как раз идёт о событиях 1938 года в Маньчжурии, где советские войска столкнулись с японской армией и на протяжении полумесяца отражали агрессию «самураев». Фактически у СССР не было даже границы с Японией — территорию делили с Маньчжоу-го, Маньчжурией, марионеточным японским режимом. В то время в Стране восходящего солнца к власти пришли милитаристски настроенные элиты. Страна активно вооружалась за счёт Англии и США, которые так же активно подталкивали её к столкновению с Советским Союзом. Что после достаточно длительного процесса разведки, привлечения к делу перебежчика Г. С. Люшкова и подготовки позиций и произошло. Император лично одобрил план провокации и районе озера Хасан и реки Туманная, формальным поводом к которой была защита Маньчжоу-го, претендовавшего на обладание вершинами нескольких сопок, принадлежность которых была недостаточно однозначно обозначена в советско-китайском договоре 1937 года. Поэтому 29 июля 1938 года после нескольких предшествующих провокации японские солдаты атаковали советских пограничников на сопке Безымянная. 11 советских солдат приняли бой против 150 японцев. Сопка была занята императорской армией, но уже к вечеру после прибытия подкрепления снова была выбита на свою территорию. За этим последовало большое количество наступательных и оборонительных манёвров, артиллерийские дуэли, зачистки и перегруппировки с обеих сторон. Сопки успевали менять «гражданство» несколько раз в течение дня. Советское командование в лице маршала В. К. Блюхера действовало чересчур осторожно, стараясь склонить японцев к миру. Всё изменилось после решения Москвы отстранить маршала и доверить операцию Г. М. Штерну. Действия приняли более решительный характер, но доминирования над противником удалось достичь только после привлечения авиации. Итогом конфликта стало мирное соглашение, граница прошла по договору 1860 года, при этом каждая из сторон провозгласила себя победителем.

После войны, шедшей чуть менее месяца, все эти эпизоды лягут в основу множества произведений литературы и кино. Само название «Хасан» уйдёт в народ, имя дальневосточного озера достанется населённым пунктам и водоёмам всего СССР. Героям войны возведут памятники, главный из которых здесь, в посёлке Краскино, на сопке Крестовая. В основе сюжета — поднятие рядовым Иваном Мошляком знамени над сопкой Заозёрная. 11 метров бронзы и гранита возвышаются над прилегающими окрестностями, навечно храня в себе память о подвиге солдат.

Рассказывать об этом надо как на уроке истории, на одном дыхании. Но нашему гиду мешает плохая дорога, машину трясёт и кидает по ухабам. Подробности и дополнения будут звучать на протяжении всей поездки, «на земле». На берегу реки Туманной гид ткнёт пальцем в русло и расскажет, что здесь утонуло несколько десятков советских танков, задействованных в операции. А проезжая между сопок, укажет в сторону той самой, за которую шли бои и на которой развевалось знамя, установленное рядовым Мошляком. Так потихоньку белое пятно истории наливается цветом и обретает форму. События, свидетелями которых мы никогда не были, встают перед глазами — через слова, фотографии на телефоне, контуры гор на горизонте. Мы же едем дальше.

Пока карабкаемся на холм, гид указывает на чернеющие в траве провалы бункеров. Бетон, сварные решётки в проёмах — всё заброшено… Но ошибка считать, что совсем забыто. Несмотря на достаточно тёплые в данные момент отношения трёх держав, о стратегическом значении точки никто не забывает, ни с нашей, ни с той стороны. Поэтому доты и бункеры до сих пор на балансе Минобороны.

Покорив очередной уступ, выезжаем на плоскую площадку, окружённую цепким кустарником. Прямо перед нами — река Туманная, через которую перекинут ржавый железнодорожный мост. На той стороне — Северная Корея. Интересно, что граница проходит по середине реки, поэтому когда из-за дождей русло размывает — а наш берег более пологий, — мы теряем несколько метров в пользу корейцев. Потом, конечно, забираем их обратно, но удовольствия «погранцам» это всё равно не приносит. Неопределённости в таких вопросах быть не должно, все помнят ту же хасанщину и формальные «три метра нарушения», из-за которых японцы атаковали пограничников на Безымянной.

На той стороне просматриваются защищённые кубы КПП, квадраты полей у склонов гор, в бинокль я даже выцепляю двух пограничников — в очень знакомой форме. КНДР до сих пор использует советский стандарт обмундирования — кирзовые сапоги, гимнастёрки, ушанки и прочие элементы, знакомые нам по кино- и фотохронике.

Делаю шаг вперёд, Корея стала ещё ближе. Гид объясняет, что провал оврага, который я перешагнул, это заросший окоп. Реальность далеко не отпускает, не на сафари приехал, тут всё-таки государственная граница.

Утолив первый интерес к корейской экзотике, вращаю колёсико резкости бинокля и навожу его на китайскую сторону. Вид интересный. На холме возвышается нечто похожее на пагоду. Это, конечно, не она, но всеми стереотипными признаками традиционного китайского стиля обладает. Усечённая пирамида основания, ёлочка этажей сверху, зелёная в тусклом свете черепица загнутых крыш. Из интернета узнаю, что в здании расположены ресторан, смотровая площадка и несколько лофтов. И всё это — с видом на корейские поля и русские панельки посёлка Хасан. Эксклюзивности виду точно не занимать — попытка монетизировать пограничные территории, видимо, удаётся. Поблуждав взглядом по окрестностям, откладываю бинокль и достаю фотоаппарат. Прошу гида щёлкнуть меня с КНДР — да, прямо как с человеком.

Фотоотчёт закрыт, раскладываем вещи, завариваем в одноразовых стаканчиках чай и пьём — тоже с видом на «соседей». Уникальное место.

После перекуса выдвигаемся к следующей обзорной точке. И снова граница, снова Россия, Китай и Корея. Едем по отлогой косе, внизу — зелёный пограничный забор. Всё под присмотром китайской вышки, напоминающей башню командно-диспетчерского пункта в аэропорту (если бы не её камуфляжная расцветка). Водитель говорит, что «обляпали» вышку недавно. Зачем? Для серьёзности, видимо. Не слишком дружелюбно вышло.

Подходим к небольшой бетонной площадке. Посередине — каменный трёхгранный обелиск. На каждой стороне выведено название страны и год установки — 1999. Сориентировано всё так, чтобы грани смотрели каждая на свою «родину». На китайской стороне на пригорке виден такой же гранитный обелиск, но с щепоткой азиатской педантичности — защитным стеклянным куполом поверх стелы. А вот с корейской стороны интересного мало — лес и стандартный пёстрый пограничный столб.

Пока стоим, водитель рассказывает о встречах с китайскими туристами. Как ни поедешь сюда — стоят группами на границе в ожидании трансфера, машут, показывают сердечки. Говорит, что приятно, когда тебе рады просто так.

Посмотрели на «заграницу», снова сфотографировались, выдвигаемся в сторону посёлка. Хасан встречает нас ровными рядами пятиэтажек, с одной стороны — потёртыми панелями хрущёвок, с другой — свежими сайдингами новостроек. Разнородно, но приятно, что стройка идёт. Паркуемся, выходим к мощёной серым кирпичом аллее. По обеим сторонам гранитные блоки красного цвета, на них — надписи, имена, приказы. Всё, что должно засвидетельствовать в памяти потомков события шедших здесь боев. В конце ряда — серая скульптура солдата с гордо вскинутым горном. В ногах сложены венки, рядом выставлено пехотное орудие. Покрашено неудачно, цвет будто из детского набора с пластиковыми солдатиками, да и к боям 1938 года отношения никакого не имеет. Гид объясняет, что эта модификация появилась гораздо позднее. Но так уж получается, что у нас в стране любой воинский мемориал служит памяти двух войн. Первая — та, что значится в названии проекта. Вторая — Великая Отечественная, тенью простирающаяся над каждым домом, каждой семьёй.

Переезжаем к следующему мемориалу. На подходе нас окликают люди в форме железнодорожной безопасности. Спрашивают кто, зачем и куда. Объект, хоть формально и общедоступный, по факту режимный. Рядом пути, по которым в Северную Корею идут поезда с углем, щебнем и чем бы то ни было ещё в закрытых вагонах. Всего этого нам не говорят, просто просят не задерживаться и не фотографировать состав.

На холме видим остатки позеленевшего дота, у подножия — воинский мемориал. Обращает на себя внимание надпись: «Здесь, в районе озера Хасан, Советская Армия разгромила японских самураев, вероломно напавших на нашу страну». Вот так, без обиняков и недомолвок, прямо глядя в глаза: «японские самураи», «вероломно напавшие». Со всем колоритом краснознамённой эпохи. Возвращаемся в машину под пристальными взглядами железнодорожников. За те несколько минут, что мы провели у мемориала, их стало на порядок больше. Наш отъезд их откровенно успокаивает. Можно понять, время сейчас такое — особое.

По дороге домой слушаем рассказ гида о природе края. Про «Землю леопарда» слышали все, а вот про «Кедровую падь» со всем природным её многообразием — немногие.

В следующий раз останавливаемся у озера Лотос. Название говорящее, вся поверхность, сколько хватает глаз, укрыта спящими стеблями цветов. От гида узнаю удивительный факт: лотос — сорняковое растение, которое легко разрастается и своими широкими листьями перекрывает свет в водоёме, убивая практически все соседствующие виды. Но при этом он занесён в Красную книгу, поэтому уничтожать его нельзя. Парадокс. Гид рассказывает забавную историю: мужчина увёз семена лотоса под Благовещенск, высадил, лотос так прижился, что забрал себе все местные водоёмы. Настоящая экологическая катастрофа, захочешь — не выведешь. Вот не надо тащить что попало куда попало. Ни енотов в квартиру, ни лотосы. Лучше приезжайте любоваться туда, где всё это живёт само по себе.

Загружаемся в машину, впереди путь домой. По дороге слышим финальный рассказ экскурсовода — про уникальность здешней географии.

Уникальная природа и создаёт неповторимый Дальний Восток. Вопреки расхожему мнению, край давно освоен, но ещё почти не открыт людьми. Сопки, саванны, озёра, полные лотосов, широченные долины рек, хребты, по вершинам которых ходят леопарды, — всё, что вы привыкли слышать об этом месте, правда. А что ещё правда? Деревянные бунгало, шезлонги, зонты из пальмовых листьев… Далеко не таким привыкли представлять себе гордый Дальний Восток — край воинской славы, край-порт. Но и это тоже есть, совсем рядом, видел собственными глазами.

Видов хватит на всех. Дальний Восток ждёт. Нужно только захотеть к нему прикоснуться.

Москва – Владивосток.

На фото: Китайская пограничная вышка. Район посёлка Хасан, столб трёх границ. Фото автора. 2024.