Ругать англицизмы, которые поселились в нашей речи, кочуют по соцсетям, стали офисным жаргоном, — всё равно что ругать «разврат на телевидении» или «деградацию футбола»: каждому есть что сказать, и при этом всем скучно слушать. Ну да, эти неприлично звучащие заимствования выскакивают из нас самопроизвольно, а мы даже не замечаем. А если власть примет закон, запрещающий их произносить, всем придётся напрягаться, подбирая слова, и бойкий вербальный поток замедлит течение (но, может, это и неплохо?).
Проблема в том, что слова обозначают понятия, а заим ствованные слова — как правило, обозначают заимствованные понятия; и вот как раз объём этих заимствованных или искажённых понятий всерьёз беспокоит, требует от нас остановиться и приглядеться к мячикам, которыми мы бездумно жонглируем. Не присущее русскому менталитету (а потому и не имеющее для него специального слова) явление с проникновением в речь соответствующего англицизма получает в нашем сознании прописку, становится фактором, который сам по себе вторгается в нашу жизнь и влияет на неё. Кофе-брейк (в отличие от чаепития) — это не только про «что пьём», но и про то, о чём говорим. Абьюз — это не юридический или психологический термин, а реальная угроза, которую мы, пристально всматриваясь, вдруг начинаем различать в дорогих нам отношениях. Хлоп — и мы уже как будто не совсем русские, и жизнь наша необратимо изменилась.
Безусловно, есть явления, новые для нашего сознания, которые пришли в Россию сразу вместе с соответствующим названием. Телеграф мы сразу узнали как телеграф, а не как «дальнописец»; едва ли есть смысл переименовывать кондиционер, дезодорант и антибиотик в угоду языковому суверенитету. Хотя… придумал же Хлебников восхитительное слово «лётчик» для заимствованного «авиатора»! И слово живёт, органичное и привычное.
В любом языке существуют заимствования, которые не только не пятнают лексическую ткань, но служат ей украшением. Забавно, когда в попытках найти альтернативу англицизму нам предлагают пользоваться заимствованиями из других языков — французского, немецкого или латыни… Зачем менять шило на мыло? Другое дело, когда диковинные словечки становятся свидетельством кастовой принадлежности, маркером, по которому узнают своих (а не владеющих этим жаргоном автоматически записывают в число «лузеров», проигравших). Особенно усердствует «офисный планктон»: для них все эти «дедлайны», «релевантные кейсы», «фасилитации» и «коммуникации» служат бронёй, защищающей от личных и бытовых проблем. Растеряв дар русской речи, они как будто уже перенеслись душой и телом в лондонский Сити — и, зацепив на бегу кружку кофе «Старбакс», полностью вписались в «комьюнити» успешных и продвинутых баловней судьбы.
Чем «коллаборация» лучше сотрудничества? Чем «батл» лучше сражения, схватки, состязания? Чем «амбассадор» отличается от представителя? Да ничем, просто, предпочитая фасонистый новомодный жаргон, вы как будто поворачиваетесь к собеседнику задом, чтобы он смог убедиться, что джинсы на вас — фирменные, с нашитым известным лейблом.
Всё это — пережитки комплексов, которые заставляют нас оплакивать свою вторичность по отношению к пришедшему из-за моря: вот там-то — настоящая жизнь, великие премудрости, желанные атрибуты роскоши и стиля (виноват, «лакшериз»).
Её подруга говорила: «Ну, какая ты дура!
Ведь там такая жизнь, там такая культура,
Там выступает Майкл Джексон, там —
Мадонна, там играет Ван Дамм…
Мне бы твоё — давно была бы там!»
Неблагодарную роль сеятелей иностранных сорняков в родной чернозём взяли на себя, конечно, масс-медиа (упс, ещё одно заимствование!). Уши сворачиваются в трубочку, когда я слышу по радио приглашение на мероприятие, в рамках которого обещают «мультибрендовый аутлет, эксклюзивный нетворкинг, топовых спикеров и улётное афтепати». Только не забудьте зачекиниться! — заботливо предупреждает диктор. Не хочу поддаваться соблазну перевести каждое из этих словечек-мутантов на русский язык: в итоге вы вместо «эксклюзивного ивента» получите приглашение на распродажу с последующей пьянкой и вполне отечественным похмельем…
Огорчает, что «перспективный политик», выступая перед молодёжной аудиторией, точно так же сыплет «кринжами», «хайпами», «кейсами» и «стартапами» (почему не «начинаниями»?), в уверенности, что благодаря этому сойдёт за своего. А со стороны видно, что он никого не обманет, не станет на 20 лет моложе и ближе к своей целевой аудитории — зато однозначно потеряет в достоинстве, в авторитете и уважении.
Не надо заигрывать с космополитичной молодёжью; надо давать ей образцы живой, образной, весёлой русской речи, которая вполне способна обходиться без языкового шлака, без всех этих обгорелых гильз от выпущенных по нам идеологических снарядов. Мы — наследники великой словесности, в которой были не только духовная и церковная литература, не только классический роман ХIХ века и гениальная поэзия ХХ века, но также и шедевры разговорного жанра, частушки, поговорки, анекдоты, городской романс, студенческая песня, театральные пародии, да мало ли что ещё! Многим поколениям наших граждан хватит, чтобы удовлетворить свою потребность в зубоскальстве, в утверждении собственной индивидуальности и идентичности, в поиске донести до окружающих всё богатство, всю подлинность своего внутреннего мира.
Мы нашли в себе силы отказаться от американского фастфуда, от жвачки, от разнообразной коммерческой дряни, хлынувшей в нашу страну в 1990-е. Неплохо бы теперь восстановить естественное чувство брезгливости к нелепым англицизмам, торчащим из нашей речи как блестящие клочки обёртки, как пластиковые крышечки и мятые банки из весенней сточной канавы.
Опубликовано: Инструментариум. Вып. 8. Такие разные # Я: личность, индивидуальность, точка сборки. М.: ФЦГП, 2024. С. 54–56.