Мне давно хотелось вернуться в Бухару: помню из 1990-х улочки старого города, деревянные резные двери, большие дворы, мастерские гончаров и гравёров по металлу…
А вот нет, оказалось, той Бухары. На месте старых двухэтажных домиков с деревянными белыми окошками выросли частные каменные гостиницы в три-четыре этажа с высоченными заборами и металлическими воротами. Говорят, теперь легко получить разрешение — вот и выросло в каждом дворе по гостинице. Хозяева живут тут же, во дворе уютно, чужих нет. И ощущение старины тоже пропало.
Правда, остались мечети и медресе, небольшие и побольше — в старом городе их предостаточно, остались некрополи — за городом и в городе (могилы суфиев отмечены здесь высокими шестами с белыми треугольными флагами и конскими хвостами с большими металлическими бусинами). Но состояние этих памятников чудовищное: реставрации не было с советского времени, и во дворах медресе, и в бывших мечетях агрессивная торговля, кажется, что вот-вот погубит всё наследие империи тимуридов.
Чуть лучше во дворцах бухарского эмира — благо, что они новые — XX века. В советское время в одном из них был санаторий, в другом — Дом культуры железнодорожников (в этом последнем будет наконец реставрация — путевой дворец, построенный Алексеем Бенуа в 1895–1898 годах, как говорят, для Николая II, включили в число памятников ЮНЕСКО).
А вот с русской речью проблем нет — в любой точке города можно найти русскоговорящего гида и даже платить рублями почти всюду можно. Но культура тут совсем другая: говорят много и громко, даже самолёт всю дорогу гудел, как улей, а уж улицы и базары! Одежда тоже другая: в поезде «Ташкент — Андижан», по-моему, только я была в платье с коротким рукавом и с обнажёнными ногами. Молятся часто и всюду — в мавзолеях, даже если это музей, в поездах и на перронах (мужчины возят с собой коврики для молитвы — намазлыки), в мечетях и во дворах мечетей. Там и тут слышны арабские речитативы или проповедь по-узбекски.
В мае в Бухаре уже жара. В отличие от «горного» Самарканда, где на пять-шесть градусов холодней.
Самарканд и во всём остальном — оазис: реставрация тут всё-таки была, мечети, медресе, мавзолеи — в хорошем состоянии, сувенирные лавки в основном в галереях, не на дороге. И зелени гораздо больше — платаны, карагачи, шелковицы, пальмы. Огромный рынок, рестораны, трамваи, толпы туристов со всего мира.
В сердце города — могила Тимура, Тамерлана (1336–1405), правителя, завоевателя, создателя большой империи и заказчика большинства архитектурных ансамблей Самарканда. Ему приписывают слова: «Над Самаркандом всегда будет голубое небо и золотые звёзды». А на стенах его дворца есть надпись, повторенная многажды: «Дело благое ради трона или трон ради благого дела?» Звёзды, действительно, остались — на сводах мавзолея Гур-Эмир, где похоронен Тимур, его наставник //Мир Саид Барака (1320–1404) и тимуриды, включая знаменитого внука Тимура — математика, астронома, поэта Улугбека, Мухаммада Тарагая (1394–1449).
Гур-Эмир — одно из самых красивых зданий города, с нефритовыми колоннами и надгробиями. Могила Тимура до сих пор почитается — местные жители убеждены, что именно из-за вскрытия могилы советскими учёными в июне 1941 года началась война (благодаря вскрытию могилы и реставрации Герасимова мы знаем, что Тимур был 172 сантиметров ростом и носил рыжую бороду, длинные волосы и нестриженые усы). И я, конечно, зашла ему поклониться. А вот ни на кладбище бухарских евреев, ни в синагогу не попала. Да и в мечетях в основном была в недействующих, хотя здесь входить в мечеть, как правило, не запрещено — стараются ограничить поток туристов только по пятницам, чтобы не мешали соборной молитве.
Другие некрополи тоже впечатляют — и Шахи-Зинда с могилой кузена Мухаммада //Кусама ибн Аббаса (627–677) в Самарканде, и Чор-Бакр в Бухаре с могилой Ходжи Насреддина, вероятно, полного тёзки героя анекдотов, не менее известного тут, чем Тамерлан (фигурки ходжи в любом сувенирном киоске и даже на столах в ресторанах). И даже мавзолей Биби-Ханум, где похоронены мать и жена Тимура и куда до сих пор ходят плакать о женской доле и молиться (могилы других жён Тимура — в комплексе Шахи-Зинда, но менее почитаемые).
В узбекских городах довольно много птиц — в домах и ресторанах в клетках живут канарейки и многочисленные попугаи, в городе всюду афганские пёстрые скворцы с рыжими клювами, во дворце бухарского эмира и в Чор-Бакре — павлины. Но в орнаментах и мозаиках чаще встречаются звёзды, арабские слова, растительные мотивы. Или уж дикие кошки — как на стене медресе Шердор (##букв.# «Медресе со львами»). Говорят, что «когда был заложен Самарканд, с Зеравшанских гор спустился леопард». Но теперь даже обычную кошку в городе не так просто встретить. Может, прячутся от туристов?
Фото автора. 2024.
А вот нет, оказалось, той Бухары. На месте старых двухэтажных домиков с деревянными белыми окошками выросли частные каменные гостиницы в три-четыре этажа с высоченными заборами и металлическими воротами. Говорят, теперь легко получить разрешение — вот и выросло в каждом дворе по гостинице. Хозяева живут тут же, во дворе уютно, чужих нет. И ощущение старины тоже пропало.
Правда, остались мечети и медресе, небольшие и побольше — в старом городе их предостаточно, остались некрополи — за городом и в городе (могилы суфиев отмечены здесь высокими шестами с белыми треугольными флагами и конскими хвостами с большими металлическими бусинами). Но состояние этих памятников чудовищное: реставрации не было с советского времени, и во дворах медресе, и в бывших мечетях агрессивная торговля, кажется, что вот-вот погубит всё наследие империи тимуридов.
Чуть лучше во дворцах бухарского эмира — благо, что они новые — XX века. В советское время в одном из них был санаторий, в другом — Дом культуры железнодорожников (в этом последнем будет наконец реставрация — путевой дворец, построенный Алексеем Бенуа в 1895–1898 годах, как говорят, для Николая II, включили в число памятников ЮНЕСКО).
А вот с русской речью проблем нет — в любой точке города можно найти русскоговорящего гида и даже платить рублями почти всюду можно. Но культура тут совсем другая: говорят много и громко, даже самолёт всю дорогу гудел, как улей, а уж улицы и базары! Одежда тоже другая: в поезде «Ташкент — Андижан», по-моему, только я была в платье с коротким рукавом и с обнажёнными ногами. Молятся часто и всюду — в мавзолеях, даже если это музей, в поездах и на перронах (мужчины возят с собой коврики для молитвы — намазлыки), в мечетях и во дворах мечетей. Там и тут слышны арабские речитативы или проповедь по-узбекски.
В мае в Бухаре уже жара. В отличие от «горного» Самарканда, где на пять-шесть градусов холодней.
Самарканд и во всём остальном — оазис: реставрация тут всё-таки была, мечети, медресе, мавзолеи — в хорошем состоянии, сувенирные лавки в основном в галереях, не на дороге. И зелени гораздо больше — платаны, карагачи, шелковицы, пальмы. Огромный рынок, рестораны, трамваи, толпы туристов со всего мира.
В сердце города — могила Тимура, Тамерлана (1336–1405), правителя, завоевателя, создателя большой империи и заказчика большинства архитектурных ансамблей Самарканда. Ему приписывают слова: «Над Самаркандом всегда будет голубое небо и золотые звёзды». А на стенах его дворца есть надпись, повторенная многажды: «Дело благое ради трона или трон ради благого дела?» Звёзды, действительно, остались — на сводах мавзолея Гур-Эмир, где похоронен Тимур, его наставник //Мир Саид Барака (1320–1404) и тимуриды, включая знаменитого внука Тимура — математика, астронома, поэта Улугбека, Мухаммада Тарагая (1394–1449).
Гур-Эмир — одно из самых красивых зданий города, с нефритовыми колоннами и надгробиями. Могила Тимура до сих пор почитается — местные жители убеждены, что именно из-за вскрытия могилы советскими учёными в июне 1941 года началась война (благодаря вскрытию могилы и реставрации Герасимова мы знаем, что Тимур был 172 сантиметров ростом и носил рыжую бороду, длинные волосы и нестриженые усы). И я, конечно, зашла ему поклониться. А вот ни на кладбище бухарских евреев, ни в синагогу не попала. Да и в мечетях в основном была в недействующих, хотя здесь входить в мечеть, как правило, не запрещено — стараются ограничить поток туристов только по пятницам, чтобы не мешали соборной молитве.
Другие некрополи тоже впечатляют — и Шахи-Зинда с могилой кузена Мухаммада //Кусама ибн Аббаса (627–677) в Самарканде, и Чор-Бакр в Бухаре с могилой Ходжи Насреддина, вероятно, полного тёзки героя анекдотов, не менее известного тут, чем Тамерлан (фигурки ходжи в любом сувенирном киоске и даже на столах в ресторанах). И даже мавзолей Биби-Ханум, где похоронены мать и жена Тимура и куда до сих пор ходят плакать о женской доле и молиться (могилы других жён Тимура — в комплексе Шахи-Зинда, но менее почитаемые).
В узбекских городах довольно много птиц — в домах и ресторанах в клетках живут канарейки и многочисленные попугаи, в городе всюду афганские пёстрые скворцы с рыжими клювами, во дворце бухарского эмира и в Чор-Бакре — павлины. Но в орнаментах и мозаиках чаще встречаются звёзды, арабские слова, растительные мотивы. Или уж дикие кошки — как на стене медресе Шердор (##букв.# «Медресе со львами»). Говорят, что «когда был заложен Самарканд, с Зеравшанских гор спустился леопард». Но теперь даже обычную кошку в городе не так просто встретить. Может, прячутся от туристов?
Фото автора. 2024.