После очной встречи с императором Николаем Павловичем Пушкин отозвался о нём с одобрением. Примечательно, за что именно поэт похвалил самодержца: за речь! «Не делает обычных ошибок, — записал Пушкин, — и употребляет настоящие выражения».
Первый комплимент по достоинству оценит всякий, кто ужасается, когда представитель власти с важностью произносит на камеру: «...и это нам показывает о том, что...» Или неправильно склоняет числительные. «Обычные ошибки» мутными потоками текут с политического олимпа, просачиваются в повседневную жизнь и пятнают русский язык, как язвы лингвистической экземы.
А вот второе замечание гения тем более драгоценно, что сам он как раз был первооткрывателем «настоящих выражений», которые составляют главную драгоценность нашей литературы и вообще подлинного человеческого общения. Взять хотя бы знаменитое «...мы ленивы и нелюбопытны» — какая небрежная точность! Словно два дротика, прицельно брошенных в самый центр мишени. Или его письма жене, полные ласкового просторечия, а иногда и весёлого фамильярного хамства: они на века вперёд определили каноны семейной переписки, открыли шлюзы для обозначения индивидуальной, домашней, нецензурованной приязни.
Пушкин как будто одним росчерком пера отменил витиеватое XVIII столетие, с его условностями, правилами хорошего тона, ритуальным косноязычием, и заговорил просто, без патетических подвываний — заговорил по-русски без акцента. Он сократил дистанцию между содержанием и адекватными средствами его выражения.
Однако хвалить Пушкина — дело неблагодарное. Да, классик продемонстрировал ловкость и затейливость. Но нам-то что с того, как и где живущим сегодня применить дар заклинающей речи?
У любого из нас есть три важнейшие потребности; и в удовлетворении каждой Пушкин умеет быть спутником и поводырём. Первая — самовыражение: человеку для чего-то необходимо, очень важно дать понять другим людям, что у него на уме и на душе, где у него болит и на что он способен. Часто ведь и пьют лишь для того, чтобы «развязать себе язык», освободиться от вербальной скованности. А эти, как их, «проекты» — новейшая единица измерения творческой активности? Они нуждаются в словах, и при этом в словах точных, свежих, незатёртых. Говоря банальности, не убедишь никого поучаствовать в своей затее, не соберёшь на неё денег, не растолкуешь, предъявляя сделанное миру, как ты осчастливил его своим творчеством.
Вторая потребность — это, конечно, любовь, будь она неладна. Хочешь разорвать цепи одиночества — изволь заколдовать другого: только словами, как иначе? Привлечь — завоевать — удержать... На каждом из этапов необходимы «настоящие выражения»: они — пин-код доступа к чужой душе, как к ячейке сейфа. Молчать вдвоём тоже хорошо, но не на первом же свидании.
И, наконец, последнее: дети. Тут тоже три задачи, решаемые словом: вооружить для жизни, передать личный опыт, внушить любовь и уважение к себе. Попробуйте подсуньте племени младому жёваный комок чужих премудростей — и наткнётесь на глухую защиту. Только напрямик, только по целине — так, как делал Пушкин.
Это какую же отчаянную храбрость нужно иметь, чтобы положить перед собой чистый лист бумаги и начать литературное произведение словами: «Гости съезжались на дачу...» Позвольте, какие гости?! На чью дачу? И где это вообще происходило, в столице или в уездном городе N? А когда будет «экспозиция», неторопливое введение в курс событий?
Не будет. Будет насмешливый арап, научивший нас говорить по-русски. Будет бард, почти рэпер и провокатор, умеющий переходить от задушевности к неприличным намёкам, от эпиграммы к молитве так быстро и естественно, что у неповоротливого читателя закладывает уши.
Александр Сергеевич далёк от нас, и годы не способствуют близости. Память слишком прихотлива, чтобы поколениями не забывать об одном и том же без специальных усилий. Войну 1812 года мы можем реконструировать, сыграть в победу над Наполеоном, но пролить слёзы о павших на Бородино — уже нет. Так и из автора «чудного мгновенья» не стоит выдумывать самого популярного поэта 2017-го. Он — про другое.
Дело в вечности. Пока его голос звучит, пока этот Пушкин воркует над нашей головой в ветвях населённого котами и русалками Зеленого Дуба, мы — каждый по-своему — понемногу учимся вплетать свои неокрепшие слова в его бессмертную мелодию. Это называется — быть народом, не всем дано.