Сегодня можно наблюдать много сцен доверия или даже различных «театров» доверия: слова, образы, принципы часто уже ничего не значат, это чистая моралистика, ничем не подкреплённая, но по каким-то причинам они пользуются нашим доверием. Странное дело, если присмотреться: формально каждый из нас волей или неволей передоверяет множество своих возможностей, доверяет другому исполнить их (а значит и взывает к его ответственности, так что пользоваться доверием — это не отдых, равно как и оказывать его). Но по большому счёту ведь доверие не устанавливается, оно как бы не начинает воспроизводиться само собой, словно бы жить своей жизнью, как этого хотелось бы, возможно, Н. Луману, Ф. Фукуяме, Ю. Хабермасу, каждому по-своему. Кажется, Зигмунт Бауман хорошо это положение дел выразил: маскам я верю, но доверять им не могу.
Долгое время доверие (людям, истории, смыслу) воспринималось как атавизм советского опыта: советский человек доверчив, но и техники негласности и недоверчивости в нём работают безотказно. «Слово – серебро, молчание – золото», — поучения детства. И было о чём помолчать недоверчиво, видимо. Теперь же доверие — словно некий сундук с ценностями: всё вокруг него вращается, только и сам хозяин не помнит, где ключ и с какой стороны открывается. Нас предостерегают: будьте недоверчивее, не поддавайтесь обману (фейкам, мошенникам и т. д.). Однако, апеллируя к здравому смыслу и безопасности, те же мошенники могут легко и просто обналичить и монетизировать «предусмотрительность», равно как и «доверие».
«Заслужить» доверие едва ли возможно, оно мутирует в какое-то иное состояние: либо в покорность (и вспомнить про роман «Покорность» М. Уэльбека здесь уместно, его герой инвестирует своё доверие весьма успешно, к сожалению), либо… в веру, но веру абсурдную, как «доказательство от противного». Такая вера (её приоткрыла мысль С. Кьеркегора) уже не зависит от доверия, сомнения, моральных суждений, она самоосновна и к доверию не апеллирует.
Завоевание доверия всегда было амбицией философов. Как известно, в XVII веке в Париже «философом» и «спекулянтом» (сейчас эти два понятия тоже соседствуют в почтенном словосочетании «спекулятивный разум») называли бродяг-голодранцев, которые, не имея гроша за душой, мастерски умели уговорить имущих горожан доверить им свои финансы и помочь организовать экспедицию к очередному не открытому еще Клондайку. Часто они возвращались с открытием и обогащали своих доверителей, часто – наоборот, пропадали ни с чем. Но только вот само искусство «будить веру» в свою надежду, мечту и иллюзию (основанную, разумеется, не некоторых данных) было их отличительной чертой. Другой так не умел.
Сегодня от учёных, интеллектуалов и философов с трудом добьёшься образа мечты, надежды, будущего: они и сами в них не верят, и нам не помогут, даже если мы готовы рисковать и доверяться знаниям и интуициям. То ли доверие к таким «вещам» не в моде (признак «модерновых» обществ и «тоталитарных» государств), то ли и в самом деле «все огни — огонь», и доверие, вспыхнув без всякой нужды и не там, где хотелось бы, быстро перекидывается с места на место. История, время, событие или «эпоха» могут постфактум быть описаны именно как такой очаг совместного доверия тому или иному чувству, образу и смыслу.
Зато попытки зафиксировать уровни, типы, предметы доверия, идентифицируя его «носителя», чаще всего схоластичны и порождают самоотражающую зеркальность. Доверие любит скрываться. Всякая вербализация «ценностей», как правило, не вызывает доверия. Чему выражают доверие россияне? верующие? учёные? — подобные постановки вопроса неизменно порождают псевдореалии. Вполне живые воплощённые сообщества, обоснованные доверием, не стремятся объявлять себя таковыми, предпочитая оставаться «неподтверждённым сообществом», как говорил М. Бланшо или же «молчаливым большинством» (Ж. Бодрияр).
Опубликовано: Инструментариум. Вып. 3. Мягкая сила. М.: ФЦГП, 2023. С.44.
Долгое время доверие (людям, истории, смыслу) воспринималось как атавизм советского опыта: советский человек доверчив, но и техники негласности и недоверчивости в нём работают безотказно. «Слово – серебро, молчание – золото», — поучения детства. И было о чём помолчать недоверчиво, видимо. Теперь же доверие — словно некий сундук с ценностями: всё вокруг него вращается, только и сам хозяин не помнит, где ключ и с какой стороны открывается. Нас предостерегают: будьте недоверчивее, не поддавайтесь обману (фейкам, мошенникам и т. д.). Однако, апеллируя к здравому смыслу и безопасности, те же мошенники могут легко и просто обналичить и монетизировать «предусмотрительность», равно как и «доверие».
«Заслужить» доверие едва ли возможно, оно мутирует в какое-то иное состояние: либо в покорность (и вспомнить про роман «Покорность» М. Уэльбека здесь уместно, его герой инвестирует своё доверие весьма успешно, к сожалению), либо… в веру, но веру абсурдную, как «доказательство от противного». Такая вера (её приоткрыла мысль С. Кьеркегора) уже не зависит от доверия, сомнения, моральных суждений, она самоосновна и к доверию не апеллирует.
Завоевание доверия всегда было амбицией философов. Как известно, в XVII веке в Париже «философом» и «спекулянтом» (сейчас эти два понятия тоже соседствуют в почтенном словосочетании «спекулятивный разум») называли бродяг-голодранцев, которые, не имея гроша за душой, мастерски умели уговорить имущих горожан доверить им свои финансы и помочь организовать экспедицию к очередному не открытому еще Клондайку. Часто они возвращались с открытием и обогащали своих доверителей, часто – наоборот, пропадали ни с чем. Но только вот само искусство «будить веру» в свою надежду, мечту и иллюзию (основанную, разумеется, не некоторых данных) было их отличительной чертой. Другой так не умел.
Сегодня от учёных, интеллектуалов и философов с трудом добьёшься образа мечты, надежды, будущего: они и сами в них не верят, и нам не помогут, даже если мы готовы рисковать и доверяться знаниям и интуициям. То ли доверие к таким «вещам» не в моде (признак «модерновых» обществ и «тоталитарных» государств), то ли и в самом деле «все огни — огонь», и доверие, вспыхнув без всякой нужды и не там, где хотелось бы, быстро перекидывается с места на место. История, время, событие или «эпоха» могут постфактум быть описаны именно как такой очаг совместного доверия тому или иному чувству, образу и смыслу.
Зато попытки зафиксировать уровни, типы, предметы доверия, идентифицируя его «носителя», чаще всего схоластичны и порождают самоотражающую зеркальность. Доверие любит скрываться. Всякая вербализация «ценностей», как правило, не вызывает доверия. Чему выражают доверие россияне? верующие? учёные? — подобные постановки вопроса неизменно порождают псевдореалии. Вполне живые воплощённые сообщества, обоснованные доверием, не стремятся объявлять себя таковыми, предпочитая оставаться «неподтверждённым сообществом», как говорил М. Бланшо или же «молчаливым большинством» (Ж. Бодрияр).
Опубликовано: Инструментариум. Вып. 3. Мягкая сила. М.: ФЦГП, 2023. С.44.