В 1997 году в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга Азы Алибековны Тахо-Годи «Лосев», в которой подробно и с цитатами из документов — в том числе из следственного дела Алексея Фёдоровича и дневника его первой жены Валентины Михайловны Лосевой (урождённой Соколовой) — рассказана вся его жизнь и жизнь его большой семьи.
Из текста Азы Алибековны, наследницы и второй жены Лосева, мы узнаём, что Алексей Фёдорович Лосев (в монашестве Андроник, 1893–1988) — русский религиозный философ, преподаватель философии и эстетики, учёный-античник — родился в Новочеркасске и был родом из духовного сословия: его дед был настоятелем Михайловского храма на одноимённой улице в Новочеркасске, а отец — Фёдор Петрович Лосев (1859–1916) работал в Духовной консистории и в младших классах уездных училищ, преподавал физику и математику, а кроме того, был музыкантом — скрипачом и регентом, окончившим дирижёрский класс Придворной певческой капеллы в Петербурге.\1 Но воспитывала Алексея Фёдоровича в основном мать: дед умер, когда ему было семь лет, а отец ушёл из семьи в его три месяца. Лето проводили за городом — в семье священника Стефана Власова, мужа родной тётки Алексея Фёдоровича.\2
Привычка жить, бывать, соотносить себя с церковной средой, как и привычка задумываться о смыслах, задавать себе и другим вопросы космического масштаба, определилась ещё в юности: после классической Новочеркасской гимназии Лосев поступил на историко-филологический факультет Московского университета, пленившись «прекрасной постановкой философии» (студентом жил на Большой Грузинской, 12, кв. 92). Учился у Г.И. Челпанова (основателя Психологического института на Моховой), В.К. Мальмберга, В.К. Поржезинского, Л.М. Лопатина (друга Владимира Соловьёва), И.В. Попова (патролога, сосланного на Соловки), Г.С. Самсонова, С.И. Соболевского.\3 Со многими из своих учителей дружил и после окончания университета, полемизировал, встречался. Соболевский, например, как пишет Аза Алибековна, «не одобрял философских пристрастий Лосева», считал «фантазиями» и «гипотезами» идеи его книг 1920-х годов.\4 Возможно, потому что воспринимать эти идеи и эти книги нужно было в контексте церковности и религиозного мировоззрения А.Ф. Лосева — как дополнительное, прикладное, а не самоценное занятие, каким мы привыкли считать философию. Почти всю жизнь Лосев преподавал и «проповедовал» — сначала в гимназии, потом в университете (не только в Московском, но и в Нижегородском) и в консерватории. Многие его тексты были рождены как устная речь — вполне в духе духовных школ и вековой гомилетической, проповеднической, традиции. При этом само по себе творчество, созидание, превращение в слова интуиций, предчувствий, идей у Лосева похоже на монашеское делание — это скорее молитва, чем обращение к потомкам: здесь молитва как образ жизни и образ мысли — в постоянном присутствии рядом Того, к Кому она обращена.
Юность, встреча с будущей женой, первые годы брака не менее церковны. В мае 1917 года Алексей Фёдорович снял комнату на Воздвиженке, 13, в семье Соколовых, московских купцов, владельцев мастерской на Арбате, в доме А.Л. Шанявского, основателя Общедоступного университета на Миусской площади (ныне — здание Российского государственного гуманитарного университета). Там же Лосев познакомился с Валентиной Михайловной Соколовой (в крещении Алевтина (?), в монашестве — Афанасия), своей первой женой.\5 Валентина Михайловна окончила Первую московскую женскую гимназию и педагогический класс Московской женской гимназии № 4, училась на Высших женских курсах Герье, изучала астрономию (у профессоров К.Л. Баева, В.Г. Фесенкова, А.А. Михайлова, Н.Д. Моисеева\6), позднее работала в Астрофизическом институте у своего научного руководителя В.Г. Фесенкова, любила философию, спорила с Бердяевым, слушала Вячеслава Иванова… Её старший брат Николай был выпускником Императорского высшего технического училища, инженером-теплотехником, а позднее принял монашество. Тайное монашество четы Лосевых — принятое сразу после смерти Николая Михайловича Соколова — отчасти было продолжением того же пути.
Венчались Лосевы в 1922 году, на Вознесение, в Ильинском храме Сергиева Посада — у о. Павла Флоренского. С Флоренским не только дружили, но и спорили — например, о Софии. Цитируя дневник Валентины Михайловны Лосевой, Аза Алибековна пишет о ночных разговорах о Софии,\7 в которых «А.Ф. чётко отграничивает своё понимание Софии от понимания Владимира Соловьёва и отца Павла Флоренского: у них София — тварь, чуть ли не равнозначная четвёртой ипостаси, а у Лосева София — премирное Тело Божие. В ней Бог осуществляет себя. Даже если бы мир не был сотворён, София оставалась бы Телом Божиим».\8
После венчания началась новая эпоха жизни Лосевых — участие в кружке «московских имяславцев»,\9 антисергианство,\10 дружба и соработничество с той частью Церкви, которую потом исследователи назовут «катакомбной», или истинным православием. Особенно активно в эту деятельность включена Валентина Михайловна: она передавалп послания от тайных епископов и священников, переписывалась с монахинями, сохранялп архив М.А. Новосёлова (епископа Марка), принимала у себя монахов из закрытых монастырей.\11 «А чего стоили, наконец, — пишет А.А. Тахо-Годи, — наивные шифровки при переписке с Ленинградом, где вместо “Лосев” писали “профессор”, где Новосёлов был “дядей” или “гостинькой”, ГПУ именовалось “Глафирой Петровной”, “заболеть” означало попасть под арест, а измена обозначалась как “переход в другой трест”, “харьковский гостинец” означал какую-нибудь бумагу по церковному вопросу, “попурри” из фрагментов означало новое сочинение Новосёлова». Вот пример шифрованной новосёловской телеграммы: «Сообщите дедушка ослабел переехал в Сокольники неужели с согласия Симы Очень беспокоимся Федя». Это, оказывается, митрополит Агафангел (Преображенский. — Прим. ред.) склонялся на сторону Сергия (Страгородского. — Прим. ред.), а епископ Серафим Угличский уговаривал его отложиться (то есть прервать с митр. Сергием (Страгородским) каноническое общение. — Прим. ред.)».\12
В следственном деле Лосева сохранился такой документ (допрос 17 июля 1930 года): «Я — верующий человек. Я бы не сказал, что я целиком принадлежу к какой-либо организации в православии. К течению, которое возглавляет митрополит Сергий, я не могу принадлежать в силу тех причин, в числе которых находится, между прочим, и моё отношение к нему как к личности, и мой взгляд на его политическую платформу по отношению к советской власти, и многое другое. Я считаю, что митрополит Сергий в своей политике по отношению к соввласти неискренен, и по отношению к власти, и по отношению к Церкви. По отношению к власти он неискренен в том, что заверяет её в лояльности всей Церкви, в то время как в Православной церкви есть ещё много элементов, относящихся к советской власти антисоветски. По отношению к Церкви его неискренность заключается в том, что Церковь не получает никакого облегчения в её тяжёлом положении».\13
Лосева арестовали в 1930 году, приговор вынесли 3 сентября 1931 года — 10 лет лагерей. А.А. Тахо-Годи пишет: «Постановление гласило: приговорить к расстрелу с заменой на 10 лет лагерей еп. А[лексия] Буя, свящ. А. Жураковского; к 10 годам лагерей А.Ф. Лосева, Н.В. Петровского, И.А. Сверчкова [иером. Измаила?], И.И. Ульянова, В.Н. Воробьёва. М.А. Новосёлова к тюремному заключению на восемь лет Д. Любимова — еп. Дмитрия Гдовского — к 10 годам тюрьмы, М.М. Попова — 8 лет лагерей».\14 В.М. Лосева-Соколова получила пять лет лагерей\15.
7 ноября 1932 года Лосева досрочно освободили, 4 августа 1933 года сняли судимость («за самоотверженную работу на строительстве Беломорско-Балтийского канала») и восстановили в гражданских правах.\16
С 1923 по 1929 год Лосев — действительный член Государственной академии художественных наук по специальности «эстетика».\17 В Институт философии, куда Лосев просился с 1922 года, его не взяли: как пишет А.А. Тахо-Годи, сначала Г.Г. Шпет, директор института и известный философ-герменевт, «был не против», но потом «ответил отказом».\18 А после ареста 1930 года, тюрьмы и освобождения заниматься философией Лосеву запретили официально. Можно было преподавать только эстетику и писать только о ней. Этическое осталось в образе жизни, образе мысли и в близком кругу.
Несколько глав книги А.А. Тахо-Годи посвящены её жизни в семье Лосевых и с Алексеем Фёдоровичем после смерти Валентины Михайловны в 1954 году.
«Хотя мой совместный путь с Алексеем Фёдоровичем и Валентиной Михайловной начался с 1944 года, а в 1988 году я осталась одна, мне трудно и как-то неудобно вспоминать. Может быть, потому что книга, которую осмелилась писать, не обо мне, о нём, об Алексее Фёдоровиче Лосеве, а я только спутник этого замечательного человека, хотя и занимаю, как он говорил, особое место в “иконостасе его души”. Может быть, потому, что пришла я девочкой в этот дом, <…> и жизнь промелькнула так быстро, будто её и не было вовсе, а остался лишь один факт “Алексей Фёдорович Лосев”».\19
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Здесь и далее ссылки на страницы второго издания книги: Тахо-Годи А.А. Лосев. М., 2007. С. 7.
2. Там же. С. 9.
3. Там же С. 34.
4. Там же. С. 36.
5. Там же. С. 67.
6. Там же. С. 78.
7. Споры о Софии (греч. «премудрость»), софиология — одна из важных тем русской религиозной философии начала XX века.
8. Тахо-Годи А.А. Лосев. М., 2007. С. 110.
9. Имяславие — мистическое учение в православии, в том числе проповедующее, что в имени Божьем сам Бог. Возникло на Афоне, в начале XX века было популярно среди русских религиозных философов. В 1913 году осуждено Синодом Русской православной церкви как еретическое.
10. Большой резонанс в церковных кругах послереволюционной России вызвал циркулярный указ митр. Сергия (Страгородского) и Временного при нём Патриаршего Священного Синода (21 октября 1927 года), в котором предписывалось молиться за властей — то есть поминать на богослужении советскую власть. В этом же циркуляре предписывалось изъять из богослужебной практики молитвы за тех, кто в темницах и в изгнании. Декларация митр. Сергия (16 июля 1927 года) также призывала верующих быть лояльными к советской власти («Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи») и требовала от духовенства в эмиграции «дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности»: «…не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской патриархии». Движение, выступившее против этих нововведений, получило название «антисергианства».
11. После закрытия в 1923 году Зосимовой пустыни у Лосевых поселяется иером. Митрофан (Тихонов), арестованный вместе с Лосевыми в 1930 году. Тахо-Годи А.А. Лосев. М., 2007. С. 123.
12. Там же. С. 120.
13. Там же. С. 118-119. Следственное дело Лосева А.А. Тахо-Годи смотрела в июне 1995 года.
14. Там же. С. 157.
15. Там же.
16. Там же. С. 184.
17. Там же. С. 82.
18. Там же.
19. Там же. С. 196.
Из текста Азы Алибековны, наследницы и второй жены Лосева, мы узнаём, что Алексей Фёдорович Лосев (в монашестве Андроник, 1893–1988) — русский религиозный философ, преподаватель философии и эстетики, учёный-античник — родился в Новочеркасске и был родом из духовного сословия: его дед был настоятелем Михайловского храма на одноимённой улице в Новочеркасске, а отец — Фёдор Петрович Лосев (1859–1916) работал в Духовной консистории и в младших классах уездных училищ, преподавал физику и математику, а кроме того, был музыкантом — скрипачом и регентом, окончившим дирижёрский класс Придворной певческой капеллы в Петербурге.\1 Но воспитывала Алексея Фёдоровича в основном мать: дед умер, когда ему было семь лет, а отец ушёл из семьи в его три месяца. Лето проводили за городом — в семье священника Стефана Власова, мужа родной тётки Алексея Фёдоровича.\2
Привычка жить, бывать, соотносить себя с церковной средой, как и привычка задумываться о смыслах, задавать себе и другим вопросы космического масштаба, определилась ещё в юности: после классической Новочеркасской гимназии Лосев поступил на историко-филологический факультет Московского университета, пленившись «прекрасной постановкой философии» (студентом жил на Большой Грузинской, 12, кв. 92). Учился у Г.И. Челпанова (основателя Психологического института на Моховой), В.К. Мальмберга, В.К. Поржезинского, Л.М. Лопатина (друга Владимира Соловьёва), И.В. Попова (патролога, сосланного на Соловки), Г.С. Самсонова, С.И. Соболевского.\3 Со многими из своих учителей дружил и после окончания университета, полемизировал, встречался. Соболевский, например, как пишет Аза Алибековна, «не одобрял философских пристрастий Лосева», считал «фантазиями» и «гипотезами» идеи его книг 1920-х годов.\4 Возможно, потому что воспринимать эти идеи и эти книги нужно было в контексте церковности и религиозного мировоззрения А.Ф. Лосева — как дополнительное, прикладное, а не самоценное занятие, каким мы привыкли считать философию. Почти всю жизнь Лосев преподавал и «проповедовал» — сначала в гимназии, потом в университете (не только в Московском, но и в Нижегородском) и в консерватории. Многие его тексты были рождены как устная речь — вполне в духе духовных школ и вековой гомилетической, проповеднической, традиции. При этом само по себе творчество, созидание, превращение в слова интуиций, предчувствий, идей у Лосева похоже на монашеское делание — это скорее молитва, чем обращение к потомкам: здесь молитва как образ жизни и образ мысли — в постоянном присутствии рядом Того, к Кому она обращена.
Юность, встреча с будущей женой, первые годы брака не менее церковны. В мае 1917 года Алексей Фёдорович снял комнату на Воздвиженке, 13, в семье Соколовых, московских купцов, владельцев мастерской на Арбате, в доме А.Л. Шанявского, основателя Общедоступного университета на Миусской площади (ныне — здание Российского государственного гуманитарного университета). Там же Лосев познакомился с Валентиной Михайловной Соколовой (в крещении Алевтина (?), в монашестве — Афанасия), своей первой женой.\5 Валентина Михайловна окончила Первую московскую женскую гимназию и педагогический класс Московской женской гимназии № 4, училась на Высших женских курсах Герье, изучала астрономию (у профессоров К.Л. Баева, В.Г. Фесенкова, А.А. Михайлова, Н.Д. Моисеева\6), позднее работала в Астрофизическом институте у своего научного руководителя В.Г. Фесенкова, любила философию, спорила с Бердяевым, слушала Вячеслава Иванова… Её старший брат Николай был выпускником Императорского высшего технического училища, инженером-теплотехником, а позднее принял монашество. Тайное монашество четы Лосевых — принятое сразу после смерти Николая Михайловича Соколова — отчасти было продолжением того же пути.
Венчались Лосевы в 1922 году, на Вознесение, в Ильинском храме Сергиева Посада — у о. Павла Флоренского. С Флоренским не только дружили, но и спорили — например, о Софии. Цитируя дневник Валентины Михайловны Лосевой, Аза Алибековна пишет о ночных разговорах о Софии,\7 в которых «А.Ф. чётко отграничивает своё понимание Софии от понимания Владимира Соловьёва и отца Павла Флоренского: у них София — тварь, чуть ли не равнозначная четвёртой ипостаси, а у Лосева София — премирное Тело Божие. В ней Бог осуществляет себя. Даже если бы мир не был сотворён, София оставалась бы Телом Божиим».\8
После венчания началась новая эпоха жизни Лосевых — участие в кружке «московских имяславцев»,\9 антисергианство,\10 дружба и соработничество с той частью Церкви, которую потом исследователи назовут «катакомбной», или истинным православием. Особенно активно в эту деятельность включена Валентина Михайловна: она передавалп послания от тайных епископов и священников, переписывалась с монахинями, сохранялп архив М.А. Новосёлова (епископа Марка), принимала у себя монахов из закрытых монастырей.\11 «А чего стоили, наконец, — пишет А.А. Тахо-Годи, — наивные шифровки при переписке с Ленинградом, где вместо “Лосев” писали “профессор”, где Новосёлов был “дядей” или “гостинькой”, ГПУ именовалось “Глафирой Петровной”, “заболеть” означало попасть под арест, а измена обозначалась как “переход в другой трест”, “харьковский гостинец” означал какую-нибудь бумагу по церковному вопросу, “попурри” из фрагментов означало новое сочинение Новосёлова». Вот пример шифрованной новосёловской телеграммы: «Сообщите дедушка ослабел переехал в Сокольники неужели с согласия Симы Очень беспокоимся Федя». Это, оказывается, митрополит Агафангел (Преображенский. — Прим. ред.) склонялся на сторону Сергия (Страгородского. — Прим. ред.), а епископ Серафим Угличский уговаривал его отложиться (то есть прервать с митр. Сергием (Страгородским) каноническое общение. — Прим. ред.)».\12
В следственном деле Лосева сохранился такой документ (допрос 17 июля 1930 года): «Я — верующий человек. Я бы не сказал, что я целиком принадлежу к какой-либо организации в православии. К течению, которое возглавляет митрополит Сергий, я не могу принадлежать в силу тех причин, в числе которых находится, между прочим, и моё отношение к нему как к личности, и мой взгляд на его политическую платформу по отношению к советской власти, и многое другое. Я считаю, что митрополит Сергий в своей политике по отношению к соввласти неискренен, и по отношению к власти, и по отношению к Церкви. По отношению к власти он неискренен в том, что заверяет её в лояльности всей Церкви, в то время как в Православной церкви есть ещё много элементов, относящихся к советской власти антисоветски. По отношению к Церкви его неискренность заключается в том, что Церковь не получает никакого облегчения в её тяжёлом положении».\13
Лосева арестовали в 1930 году, приговор вынесли 3 сентября 1931 года — 10 лет лагерей. А.А. Тахо-Годи пишет: «Постановление гласило: приговорить к расстрелу с заменой на 10 лет лагерей еп. А[лексия] Буя, свящ. А. Жураковского; к 10 годам лагерей А.Ф. Лосева, Н.В. Петровского, И.А. Сверчкова [иером. Измаила?], И.И. Ульянова, В.Н. Воробьёва. М.А. Новосёлова к тюремному заключению на восемь лет Д. Любимова — еп. Дмитрия Гдовского — к 10 годам тюрьмы, М.М. Попова — 8 лет лагерей».\14 В.М. Лосева-Соколова получила пять лет лагерей\15.
7 ноября 1932 года Лосева досрочно освободили, 4 августа 1933 года сняли судимость («за самоотверженную работу на строительстве Беломорско-Балтийского канала») и восстановили в гражданских правах.\16
С 1923 по 1929 год Лосев — действительный член Государственной академии художественных наук по специальности «эстетика».\17 В Институт философии, куда Лосев просился с 1922 года, его не взяли: как пишет А.А. Тахо-Годи, сначала Г.Г. Шпет, директор института и известный философ-герменевт, «был не против», но потом «ответил отказом».\18 А после ареста 1930 года, тюрьмы и освобождения заниматься философией Лосеву запретили официально. Можно было преподавать только эстетику и писать только о ней. Этическое осталось в образе жизни, образе мысли и в близком кругу.
Несколько глав книги А.А. Тахо-Годи посвящены её жизни в семье Лосевых и с Алексеем Фёдоровичем после смерти Валентины Михайловны в 1954 году.
«Хотя мой совместный путь с Алексеем Фёдоровичем и Валентиной Михайловной начался с 1944 года, а в 1988 году я осталась одна, мне трудно и как-то неудобно вспоминать. Может быть, потому что книга, которую осмелилась писать, не обо мне, о нём, об Алексее Фёдоровиче Лосеве, а я только спутник этого замечательного человека, хотя и занимаю, как он говорил, особое место в “иконостасе его души”. Может быть, потому, что пришла я девочкой в этот дом, <…> и жизнь промелькнула так быстро, будто её и не было вовсе, а остался лишь один факт “Алексей Фёдорович Лосев”».\19
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Здесь и далее ссылки на страницы второго издания книги: Тахо-Годи А.А. Лосев. М., 2007. С. 7.
2. Там же. С. 9.
3. Там же С. 34.
4. Там же. С. 36.
5. Там же. С. 67.
6. Там же. С. 78.
7. Споры о Софии (греч. «премудрость»), софиология — одна из важных тем русской религиозной философии начала XX века.
8. Тахо-Годи А.А. Лосев. М., 2007. С. 110.
9. Имяславие — мистическое учение в православии, в том числе проповедующее, что в имени Божьем сам Бог. Возникло на Афоне, в начале XX века было популярно среди русских религиозных философов. В 1913 году осуждено Синодом Русской православной церкви как еретическое.
10. Большой резонанс в церковных кругах послереволюционной России вызвал циркулярный указ митр. Сергия (Страгородского) и Временного при нём Патриаршего Священного Синода (21 октября 1927 года), в котором предписывалось молиться за властей — то есть поминать на богослужении советскую власть. В этом же циркуляре предписывалось изъять из богослужебной практики молитвы за тех, кто в темницах и в изгнании. Декларация митр. Сергия (16 июля 1927 года) также призывала верующих быть лояльными к советской власти («Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи») и требовала от духовенства в эмиграции «дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности»: «…не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской патриархии». Движение, выступившее против этих нововведений, получило название «антисергианства».
11. После закрытия в 1923 году Зосимовой пустыни у Лосевых поселяется иером. Митрофан (Тихонов), арестованный вместе с Лосевыми в 1930 году. Тахо-Годи А.А. Лосев. М., 2007. С. 123.
12. Там же. С. 120.
13. Там же. С. 118-119. Следственное дело Лосева А.А. Тахо-Годи смотрела в июне 1995 года.
14. Там же. С. 157.
15. Там же.
16. Там же. С. 184.
17. Там же. С. 82.
18. Там же.
19. Там же. С. 196.